36 ЗАЛОЖНИКИ

Когда срок истек, а подмога так и не пришла, наместник решил больше не медлить. Выходит, его гонцы не смогли вырваться. Тогда он вызвал Абдурахмана и приказал скакать в ставку согдийцев, к царю Тархуну.
Для этого Абдурахман взял с собой трех людей со знаменем и поскакал к согдийцам. К ним навстречу вышли двое, и брат наместника сказал им:
- Я посланник наместника Хорасана и желаю говорить с ихшидом Тархуном.
- Следуйте за нами.
Их доставили к красному шатру. За ним тянулось множество желтых шатров, где от жары укрылись воины, ведя беседы. Двое знаменосцев остались, и Абдурахман с переводчиком вошли в просторный шатер, где за столиком играли в шахматы седобородый Тархун и Диваштич - светлоглазый правитель Панча. Рядом сидели еще двое знатных дихкан, с интересом следивших за игрой. При виде араба все вскинули головы, и помощник царя доложил о посланце Кутейбы.
- Наконец-то дождались, - молвил царь, не сомневаясь, что теперь-то арабы запросят мира.
- Я явился сюда от имени наместника Хорасана. Но прежде хотел бы видеть тут трех ваших дихкан: Диваштича, Кишвара и самаркандского купца Джамшида. У нас к этим людям есть разговор. Поверьте, это очень важно.
Согдийские мужи обменялись изумленными взглядами.
- Все здесь, кроме Кишвара, - сказал ихшид.
- Пошлите за ним. Это очень важно, - попросил Абдурахман.
- Нет, прежде ты скажешь, зачем явился сюда. А то для врага слишком много чести.
- Хорошо, скажу. У нас в руках дети этих дихкан.
Такие слова не тронули ни Диваштича, ни других правителей. А Тархун лишь усмехнулся и сказал:
- Видимо, арабы не знают, как спастись, и ваш Кутейба придумал эту ложь, чтоб обмануть нас. Знай, согдийские заложники, которых увез подлый Саид, погибли. Да будет мир над их безвинными душами. И вы, арабы, за это жестоко заплатите.
При упоминании о несчастных детях все зашептали краткую молитву.
- Я клянусь вам: трое заложников уцелели, - заверил их араб. - И мы готовы их показать.
Снова все переглянулись и уставились на посланника. Тогда Абдурахман рассказал о побеге юношей.
- Я не верю, покажи мне моего сына, - вырвалось у Диваштича, и голос отца дрогнул.
- Идемте, я покажу их, но только издали.
Такие слова еще больше удивили, и все последовали за арабом. Охрана царя была рядом, кто знает: а вдруг это очередная уловка коварного врага. Абдурахман взял с собой одного знаменосца, сказав: «Ступай за мной». Правители Согда зашагали за ним по степи, пока не взошли на холм. Оттуда посланник стал махать зеленым знаменем в сторону своих. И вскоре показался маленький отряд конников. Оба отца напрягли зрение: неужели они увидят своих детей после стольких лет разлуки? Арабы двигались к ним до тех пор, пока Абдурахман не вскинул правую руку. После отряд выстроился в ряд, а затем стали видны заложники в синих рубахах и штанах. Руки их были связаны за спинами. Отцы тотчас признали сыновей, которые стали взрослее. У Диваштича и купца Джамшида глаза заволокло слезами. «О боже, о боже, великая радость! Они живы!» - зашептали оба дихкана.
- Но я предупреждаю, - заговорил брат наместника, - если броситесь их спасать, то им вмиг снесут головы.
Как только Исфандияр узнал отца, стоящего рядом с Тархуном, стал кричать:
- Отец, отец, это я, это я, Исфандияр!
Фаридун тоже закричал:
- Отец, это я, вы слышите меня?! Я жив, жив!
И юноши заплакали навзрыд.
В ответ оба отца стали кричать, что непременно спасут их.
- О великий Ормузд, не дай им погибнуть, коль они дошли до дома! - стал молить Джамшид, устремив взоры к светилу.
А Шерзод, как не всматривался, так и не увидел своего родителя.
- Где остальные? – крикнул правитель Кеша. - Где мой сын, почему его нет с вами?
Ему хотелось услышать, что и его сын каким-то чудом выжил. Однако юноши опустили головы, и затем Фаридун громко ответил:
- Арабы говорят, что все наши друзья погибли. Мы сами не видели этого. Но они погибли, как истинные согдийцы!
Тархун спросил с холма:
- Кто с вами? Чей это сын?
- Я Шерзод, сын Кишвара, - ответил сам юноша. - Где мой отец?
- Он с нами. Скоро прибудет.
После Абдурахман вскинул левую руку, отряд взял заложников в кольцо, и они ускакали обратно.
- Подождите! Подождите! – стал кричать купец, но было бесполезно.
С тоской в сердце согдийцы глядели им в след. Затем ихшид предложил всем вернуться в шатер. Арабы последовали за ними.
Знатные мужи расселись на прежние места. Слуга царя поставил складной стул для посланца. Едва тот опустился, как Диваштич спросил:
- Говори скорее, чего хочет Кутейба?
- Мы вернем заложников, если вы уйдете от Пайкенда и не будете нам мешать.
Все посмотрели на Тархуна, и царь ответил:
- Я думал, что у Кутейбы лишь одна мысль: скорее унести отсюда ноги, а он вот как разговаривает. Передай ему, что мы дадим арабам уйти из Согды живыми.
Такие слова задели правителя Кеша, и он вскочил с места:
- Тархун, ты хочешь отпустить врагов? Эти волки убили моего сына и теперь спокойно уйдут?! Разве это справедливо?! Должно быть возмездие. И не только за моего сына.
Тархун не знал, какими словами возразить несчастному отцу. Правитель Кеша был по-своему прав. Да и другие дихкане, чьи дети погибли на арабской земле, думают так же. Царь понял: разговор будет жарким. При врагах Тархун не хотел обсуждать это и дал такой ответ:
- О своем решении я сообщу Кутейбе завтра.
Снаружи Абдурахман ждали знаменосцы. И храбы ускакали, он с переводчиком покинул шатер.
А Тархун немедля отправил своих гонцов к шатрам других знатных дихкан, которые со своими чокарами растянулись полукругом. Он созвал военный совет. Один за другим стали прибывать знатные мужи. Последними из прибывших были Годар, главный визирь Бухары, отец погибшего Ардашира, и Кишвар - правитель Рамитана.
Во главе совета сидел Тархун. Царь начал с того, что рассказал о трех заложниках. Услыхав это, глаза Кишвара заполнились слезами, и он прервал речь царя:
- Ты сам видел Шерзода, это был он?
- Я не знаю твоего сына в лицо, но юноши подтвердили это.
Затем царь продолжил свою речь. Передав условия арабов, царь отметил:
- Положение тяжелое: с одной стороны нужно спасти детей, с другой - разбить врагов, чтобы больше не ступали на наши земли. Как нам быть? Прежде чем принять решение, хочу услышать каждого их вас.
Первым слово взял Диваштич, который сидел по правую руку от царя:
- Братья, я знаю, что вы чувствуете, потеряв своих детей в доме проклятого Саида. Гореть ему в аду! Хоть мой сын оказался жив, все равно моя душа полна ненависти к арабам. Братья, прошу вас: отложите свою месть на время и спасите оставшихся в живых заложников. Они спаслись по божьей милости и теперь должны жить.
Следом заговорил купец Джамшид - советник царя Тархуна. Он просил то же самое, завершив свою речь такими словами:
- Не дайте погибнуть нашим детям. А с врагами мы расправимся после, в другом месте.
Кишвар же сказал:
- Мы, бухарцы, были всегда дружны с вами. Во имя спасения наших детей, я прошу согласиться с арабами.
Все зашумели. Отовсюду стали доноситься возражения. Заговорил правитель Несефа:
- Я потерял сына и не желаю гибели ваших детей, но условия врагов слишком унизительны для нас. Я не могу их принять. Они обречены, а ведут себя словно победители.
Снова стало шумно. Многие были против. Тогда Тархун поднял руку, и все затихли. Он заверил, что условия врагов не подходят им, и добавил:
- Я предлагаю вот что: арабы могут рассчитывать лишь на одно: мы выпускаем их из кольца, и они с миром уходят за Джейхун.
Но правитель Рабинджана (Каттакургана) возразил:
- Армия арабов оказалась в наших руках, неужели мы их отпустим? Тогда они снова явятся в Согду. Как спасти заложников, я не знаю, но врага нужно добить.
Большинство дихкан были такого же мнения. Главный визирь Бухары сказал:
- Если не остановить арабов, то они пойдут на Бухару и Самарканд. Прольется много крови. Неужели жизнь трех юношей, пусть и из знатного рода, дороже тысяч согдийцев? Кишвар, я сам потерял сына и знаю, как тебе нелегко. Но надо смириться. Нельзя отпускать врагов.
Тут Кишвар с обидой произнес:
- Я знаю, вы с Фарангис мстите мне. Всем скажу: царица носит венец не по праву, потому что ее сын рожден не от царя. Но многие дихкане Бухары на ее стороне, потому что боятся. Ты ее верный слуга, и что можно было услышать от тебя? Будь жив твой сын, такое не сказал бы.
- Клянусь именем Сиявуша, будь жив мой Ардашир, я бы произнес те же слова. Я предлагаю следующее: завтра же дать бой, но сначала предупредить Кутейбу, что его жизнь будет зависеть от жизни заложников.
На это Кишвар усмехнулся:
- Кутейба знает, что дихканы не пощадят его за смерть сыновей, хоть это сделал и не он. Ненависть к арабам велика. Потому он не примет такие условия. Говорят, Кутейба весьма жесток, он слуга злого духа Ахримана и не пощадит наших детей. Давайте в этот раз отпустим врагов, а если они вернутся, то дадим бой под Бухарой.
Все молчали. Мнение совета разделилось. В шатре воцарилась звенящая тишина. Тархун оказался в трудном положении. Больше всего царь опасался распада Согдийского совета. Диваштич, Джамшид и Кишвар - это довольно важные люди с сильными дружинами. Без них согдийская армия явно ослабнет. Царю ничего не оставалось, как объявить голосование.
- Спор наш затянулся, и пора что-то решить, - сказал он. - Итак, поднимите руки те, кто желает отпустить арабов взамен заложников?
И трое несчастных отцов сразу подняли руки, и еще один дихкан – близкий друг Джамшида.
Было очевидно, что многие против, и они не смели глянуть в глаза этим несчастным дихканам. В шатре наступила гнетущая тишина. Затем с места поднялся отец Шерзода – Кишвар, он молча удалился из шатра. Тархун не успел опомниться, как к выходу последовали Джамшид и Диваштич. При этом не было сказано ни слова. Уже ничего не изменить. В душе мягкий Тархун был на стороне Диваштича, однако не смел пойти против остальных. Явный перевес был на их стороне. «Неужели это раскол согдийцев? – крутилось в голове у царя. – Но как его избежать?»
- Надо еще раз поговорить с ними, хотя… - сказал ихшид и тоже вышел из шатра.
Три дихкана стояли под ветвистым карагачом. Тяжело вздыхая, Тархун подошел к ним и произнес:
- Хоть я царь, но не знаю, как помочь вам.
Диваштич положил руку ему на плечо и сказал:
- Друг мой, не мучайся. Тут ты бессилен. Ты царь, и твои интересы – это интересы большинства. Мы решили сами договориться с Кутейбой.
- Пусть будет так. Только прошу: не ломайте наш союз. Пока мы вместе, враги не смогут завладеть нашими землями. О великий Ормузд, не оставь нас в тяжелые дни!
И царь вернулся в шатер.
- Давайте отправимся в мой стан и там все обсудим, - предложил Кишвар, и отцы ускакали.
В тот же день три дихкана отправили посланца в стан Кутейбы. Прошло немного времени, и тот воротился с тремя арабами. Это был все тот же Абдурахман. Едва те сошли с коней, из шатра вышли три дихкана, и Диваштич заговорил от имени всех:
- Большинство согдийских дикхан не приняли ваши условия. Однако мы хотим спасти своих детей и отделились от них. Вот что мы предлагаем: вы отдадите нам заложников, а мы, три дихкана, уведем отсюда свои войска. На такое мы идем с тяжелым сердцем. Получается, что мы бросаем своих братьев, но у нас нет иного пути. Но если откажетесь, то мы вас уничтожим, хоть и ценой жизней своих детей.
- Ваши слова будут переданы наместнику, - и они взобрались на коней и умчались прочь.
Дихканы вернулись в шатер и опустились на курпачи. Кишвар велел слуге принести вина и фруктов. Юноша вмиг исполнил приказ, поставив на белую скатерть золотой кувшин, кубки на тонких ножках и черешню на серебряном блюде. Пили молча, лишь иногда вздыхая.
- Давайте помолимся, чтоб и великий Митра помог нам, - предложил Джамшид.
Затем они вышли из шатра. Рядом находился алтарь в рост человека, где горел огонь. В трех шагах стоял молодой мобед в белом одеянии и высокой шапочке, который поддерживал пламя. Три дихкана, глядя на огонь, зашептали молитву из Авесты. В душе они просили великого Митру защитить их детей, если им будет угрожать опасность.
После они вернулись в шатер. На душе стало легче. И вновь подняли кубки с вином. Они ждали ответа Кутейбы.
А тем временем в ставке наместника собрался совет старейшин и вождей племен. Кутейба мог обойтись и без них, но случись неудача, то повинен в этом будет он один, а так его ни в чем не смогут обвинить. Наместник, рассказав о переговорах со знатными согдийцами, обратился к присутствующим:
- Что вы думаете об этом?
Первым заговорил вождь мазинитов:
- Не только эти трое, пусть все дихканы отводят свои войска.
- Я же сказал вам: остальные правители отказались.
- А может, они лгут? Вдруг это ловушка?
- Мне думается, согдийцы говорят правду: они не склонны к обману и чтят честность даже с врагами.
- А что сам думаешь? – спросил глава племени ваил.
- Нужно соглашаться: у нас нет иного пути. Если откажемся, нас всех перебьют. Но если эти три дихкана уведут свои войска, то согдийцы сильно ослабнут. Тогда перевес будет на нашей стороне и мы сможем спастись.
Лица вождей сделались задумчивыми. Один из них спросил:
- А ты не боишься, что мы отдадим заложников, а те потом нападут на нас?
- Согдийцам можно верить. Их религия честности иногда играет против них самих. Если они дали слово, то непременно сдержат его.
- Раз ты уверен в этом, то отдавай детей. Мы и раньше говорили тебе об этом.
Вожди закивали головами, а наместник бросил взгляд на брата, который сидел рядом, тот ушел исполнять приказ.
Он распахнул одну из комнат, где держали заложников, и обратился к ним с улыбкой:
- Выходите, настал ваш час.
Юношей вывели во двор, где у водоема уже стоял отряд, который должен был их сопровождать. Заложникам велели сесть на лошадей и следовать за ними. Абдурахман предупредил их:
- Сейчас мы отдадим вас родителям. Не вздумайте бежать.
От такой новости лица юношей засияли. Они обменялись радостными взглядами.
Отряд с заложниками стал приближаться к лагерю Кишвара. Завидев их, полководцы с личной охраной вышли к ним навстречу.
Приблизившись друг к другу, все сошли с коней. Юношей держали поодаль, в окружении охраны. Абдурахман заговорил первым:
- Мы согласны вернуть заложников, только клянитесь своим богом Ормуздом, что будете верны данному слову и уведете своих воинов.
Отцы приложили ладони к сердцу и, глядя на светило, произнесли клятву: «Мы клянемся именем великого Ормузда, что уведем своих чокаров и не будем преследовать своих врагов». Тогда Абдурахман подал знак рукой. Охрана расступилась, и юноши, не скрывая слез, кинулись в объятия своих родителей.
Эта сцена тронула даже арабов, поэтому они поспешили сесть на своих коней. Но внезапно Фаридун остановил их, вырвавшись из объятий Диваштича.
- Подождите! Не уходите, без Фатимы я здесь не останусь, - а затем, обернувшись к отцу, произнес: - Отец, у них томится моя невеста, без нее мне нет жизни. Заберите и ее.
Все дихканы изумились. О чем он говорит? Откуда взялась невеста? Диваштич даже растерялся. Но Абдурахман напомнил:
- Эта девушка мусульманка, и среди неверных ей не место. Ко всему же, это дочь покойного Саида – вашего заклятого врага. Разве вам нужна такая невестка?
- О, сын, зачем тебе дочь врага? – воскликнул Диваштич.
- Если б не Фатима, то я не стоял бы перед тобой. Это она спасла нас.
Все юноши в один голос подтвердили его слова.
- Отец, я люблю ее больше жизни. Ко всему, если Фатиму вернут домой, то там ее ждет вечный позор, а может, и казнь.
Тогда Диваштич заговорил с братом наместника:
- Эта девушка нам нужна, она моя невестка.
- Зачем ты из-за какой-то девки портишь все дело? Ты получил своего сына, что еще надо? Или хочешь сказать, что из-за этого не сдержишь свою клятву?
- Я верен данному слову, но эта девушка – моя невестка. Когда давал клятву, я ничего не знал о ней. Поэтому приведите девушку, иначе мой сын вернется к вам в лагерь, а в этом случае я не смогу увести войска.
- В нашем уговоре этого не было. Да и брат не согласится на эту глупость, мы еле уговорили его на этот обмен, - стал твердить Абдурахман. – Поймите, у него тяжелый нрав.
И вдруг Шерзод со всей решимостью сказал:
- Отец, эта девушка и мне спасла жизнь, я ее не брошу. Я тоже вернусь к арабам, пока ее не отпустят.
Тут же заговорил и третий друг. Он тоже решил вернуться к арабам.
В душе отцы не стали осуждать детей, потому что те повели себя благородно, как истинные зороастрийцы. Тут заговорил купец Джамшид:
- Тогда мы выкупим ее. У меня с собой имеется немного золота.
Такой оборот дела успокоил Абдурахмана: его брат не откажется от золота.
- Хорошо, я поговорю с Кутейбой.
- Скорее возвращайся, мы будем ждать, - напомнил Диваштич.
- Отец, дозволь, я поеду с ними?
- Нет, - твердо сказал он.
Отряд арабов ускакал.
Кутейба ждал брата у себя в шатре. Войско от безделья не находило себе места, участились драки, собирающие толпы любопытных.
Абдурахман вошел в шатер и, сев напротив, рассказал о случившемся.
- Что они себе позволяют?! Я не отдам эту девку, - сразу отрезал Кутейба.
- Брат, что с тобой? Они дают за нее золото. Да и Диваштич сказал, что будет ждать нас. Другие дихканы тоже не уйдут. Брат, не стоит их злить, ведь сейчас мы у них в руках.
- Фатима нужна мне самому, я задумал взять ее в жены, она пришлась мне по душе, - выдавил из себя Кутейба.
- Ты уже прикасался к ней? – всполошился Абдурахман.
- Нет. Я хотел, но она не подпустила к себе, - потирая пухлыми пальцами подбородок, произнес Кутейба. - Смотрела на меня точно волчица. Даже руку прокусила до крови.
- А знаешь, почему она себя так вела? Оказывается, девчонка носит под сердцем ребенка Фаридуна, сына правителя Панча, - соврал Абдурахман, чтобы брат отпустил ее, иначе из-за женщины погибнут все.
- Откуда тебе это известно? - недовольно спросил он.
- Фаридун сам сейчас признался отцу. Только тогда Диваштич признал Фатиму своей невесткой. Потому согдийцы требуют ее, грозя нарушить договоренность с нами.
Кутейба молчал, склонив голову, потом рявкнул:
- Ладно, отдай ее, но потребуй тысячу дирхемов золотом.
- А если не дадут столько?
- Торгуйся, можешь слегка сбавить. Все-таки она внучка праведного халифа.
- Лучше не говорить им об этом: для зороастрийцев это имя - пустой звук. Да и мы сами только недавно стали чтить своих первых халифов, которых убили свои же. Обидно иногда за нашу веру.
- Мусульмане бывают разные, - раздался за его спиной голос Кусама ибн Аббаса. - Поэтому в таком деле нельзя винить религию.
Братья пригласили старца присесть, и тот спросил у Кутейбы:
- Говорят, ты отпустил заложников? Доброе дело сделал, значит, сегодня прольется меньше крови.
- Я решил отпустить и дочь Саида, говорят, она носит в себе дитя одного из заложников, - прервал его Кутейба. - Имам, ты не раз вел с ней беседу о ее деде Усмане, может, ты заметил округлость ее живота?
Имам задумался. А у Абдурахмана чуть сердце не остановилось, ведь брат не простит обмана и прогонит от себя.
- Ничего не заметил, должно быть, эта связь возникла у них недавно. Нехорошо, что такое случилось прежде времени.
Тут Абдурахман облегченно вздохнул и спросил:
- Надеюсь, Фатима не изменит нашей вере.
- Этого не стоит бояться: она останется верна исламу в память о своем деде. Правильное решение принял наместник, отпустив ее. Чем больше мусульман будет в Согде, тем лучше для нас. Там они станут распространять нашу веру. Тем более, через какое-то время Фатима может стать царицей Панча.
- Эта мысль тоже посетила меня, потому я отпускаю ее, - соврал наместник. - Абдурахман, исполни мой указ, отвези девушку.
- Я желаю дать этой девушке напутствие, - сказал имам и тоже вышел из шатра.
Юноши с отцами сидели в шатре Кишвара и рассказывали о своих приключениях. В это время к ним прибыл Тархун с охраной. Он обнял каждого юношу, поцеловав в лоб и глаза. Затем царя усадили на самое почетное место. Слуга вмиг внес поднос с золотой чашей вина. По обычаю, первое слово было за царем, который поздравил и сынов, и отцов с возвращением домой.
- Как отец, я на вашей стороне, - начал Тархун, - но как царь - должен печься о державе, о согдийском союзе. Без ваших чокаров нам будет трудно... И для вас, и для нас это тяжелый выбор, особенно для родителей, которые потеряли своих детей. Давайте, помянем погибших юношей. Они - герои.
Все осушили чаши. Затем Диваштич рассказал царю о судьбе Фатимы.
Тот воскликнул:
- Какая славная у нас молодежь! Они готовы спасти девушку даже ценой своей жизни. Но она того заслуживает – смелая, отчаянная и, наверное, красивая. А то, что она мусульманка, пусть вас не пугает. В Согде мирно проживают и христиане, и иудеи, и поклонники Будды.
Сидящие одобрительно закивали головами, а улыбавшийся Тархун вдруг погрустнел:
- Все думаю о погибших юношах, ведь я знал многих из них. Как они поторопились со своей смертью! Мы дважды отправляли людей к Саиду, - с болью в глазах он посмотрел на Фаридуна и его друзей. - Первый раз он отказался, потому что рассчитывал продать вас новому наместнику Хорасана. На следующий год мы опять отправили купца в Медину, но тот опоздал. Наш человек явился в дом Саида в день его похорон. Лишь одно утешает в этой трагедии: согдийцы погибли с честью. Об этой истории сегодня говорят во всем халифате, и все винят Саида за его жестокость. А мы в память о погибших возведем в Самарканде большой храм и назовем его Храмом доблести.
- Лучше назвать его Храмом чести, - попросил Фаридун. - Труднее всего нам было сохранить честь, то есть остаться преданными своей вере и отчизне.
Юноши поддержали друга, а Шерзод добавил:
- Он прав, в неволе это оказалось самым трудным.
На это царь промолвил:
- Согласен, так и назовем – Храм чести. Там, на камне, будут высечены их имена. Они заслужили это. И в Бухаре надо бы соорудить подобный храм, ведь некоторые юноши были оттуда. Надеюсь, царица Фарангис примет это решение без колебаний.
Царь хотел еще что-то сказать, но вошел его помощник и доложил, что к ним скачут три араба.
- Должно быть, это Абдурахман, - сказал Диваштич. – Веди их сюда.
В шатре появился брат Кутейбы.
- Я привез девушку, но за нее наместник просит тысячу дирхемов золотом.
- Ого! - возмутился правитель Панча. - У нас не наберется сейчас столько, ведь мы не на базар пошли, а воевать.
- Я лишь передал волю наместника, - и Абдурахман вышел из шатра, чтобы согдийцы сами решили денежные дела.
Растерянный Диваштич произнес:
- У меня есть немного золота, еще Джамшид добавил. Но этого все равно мало.
Тогда Кишвар поднялся с места, снял все кольца и браслет, усыпанный самоцветами, и отдал Диваштичу.
- Ты очень щедр, мой друг.
Тархун сказал, что и у него тоже кое-что имеется, и снял с руки широкий браслет и кольцо с алмазом:
- Этот алмаз очень дорогой. Этого хватит: Кутейба слишком жаден.
Все украшения Диваштич сложил в кожаный мешочек с золотыми монетами.
Затем подозвал сына к себе и сказал:
- Вручи арабу и скажи, что больше нет.
Фаридун в душе поблагодарил отца за то, что он поручает вызволение невесты именно ему: как истинный мужчина, он должен спасти ее.
- Мы с тобой, - произнес Шерзод, и два друга поднялись. - Фатима стала нам сестренкой.
Фаридун улыбнулся, и они вместе вышли из шатра. Абдурахман стоял в тени чинары, рядом с ним были два воина и Фатима, вновь облаченная в длинное платье до пят и черный платок, который закрывал половину лица.
Увидев юношей, глаза Фатимы засияли. Абдурахман принял мешочек, заглянул в него и спросил:
- Сколько здесь?
- Примерно пятьсот дирхемов и дорогое кольцо с алмазом. Больше нет.
- Этого недостаточно! - воскликнул Абдурахман с нарочитым возмущением. - У твоего отца я заметил золотые пояс и кинжал. Пусть их тоже отдаст.
- Это честь согдийцев, их не отдадут. Я вам говорю, больше золота у нас нет.
- Ладно, забирай свою девушку, - смягчился Абдурахман, - ты заслужил.
Когда арабы ускакали, Фаридун подошел к Фатиме. Из ее больших глаз по щекам текли слезы.
- Моя милая, наконец-то мы свободны, наконец, вместе, - произнес юноша и прижал ее к груди.
А счастливые друзья, наблюдавшие за ними в сторонке, стали поздравлять влюбленных, хлопая в ладоши и выкрикивая: «Ер-ер-ероне!» При этом пританцовывали и взмахивали руками над головой. Затем Фаридун повел невесту на смотрины. Знатные дихканы тоже встретили их веселыми хлопками, воздавая хвалу молодым.
- Пусть откроет свое лицо и покажет себя, - сказал кто-то, но тут все вспомнили, что мусульманские женщины не смеют показывать лица чужим мужчинам. Однако Тархун нашел нужные слова:
- Дочка, не стыдись. Мы доводимся тебе отцами, а юноши – братьями.
Фатима кивнула и сняла платок. Девушка с короткими волосами и большими карими глазами оказалась очень мила. Мужчины воздали ей хвалу.
- Мой сын привез из чужбины истинную пери!
- А какие у нее глаза, словно у богини Десси*.
От смущенья Фатима склонила голову.
- Оказывается, арабские женщины тоже красивы.
- Диваштич, когда свадьба? Мы должны успеть приготовить достойный подарок.
- Как только прогоните арабов. На пиру вы будете самими почетными гостями. Надеюсь, остальные дихканы тоже приедут.