Глава XII - Хамадан – древняя Экбатана

Сады распускают свои цветущие пряди,
Связанные стенами Хамадана,
Виноградная лоза отсвечивает багрянцем
В ускользающих счастливых ручейках.
Но дивную красоту разрушил,
Пришедший из дальних краёв
Македонский, устроив
Кровавые вакханалии
Под стенами первозданной красоты.
Сколлард Клинтон, Стены Хамадана.

Четыре дня езды от Тахт-и Сулеймана утомили наездников, находившихся днём в седле по двенадцать часов и совершая многокилометровые марш-броски. Первую ночь провели в деревушке под названием Насарабад, нас разместили в грязной лачуге, крыша которой была украшена черепом лошади. Пустые глазницы костяшки строго взирали на путников. Возможно, череп служил талисманом, отгоняющим злых духов или насылающим на живущих в нём здоровый крепкий сон, ибо спал я как младенец. На утро чувствовал себя готовым покорять новые необозримые пространства. К вечеру второго дня мы прибыли в Баб-и Рошани, «Врата Света», которые были обращены к багряному закату солнца, прощаяющимися с уходящим в прошлое днём. Третья остановка была в Култапахе, здесь ночь прошла тревожно и беспокойно, но утром я был близок к Хамадану как никогда, и это придавало сил и энергии в предстоящем нелёгком пути.

Из многих дней моего трудного пути в сто пятьдесят миль от Урумии наступило особенно трудное время. Прошла уже первая неделя апреля, тающие снега в высоких горах стали особенно вязкими, выбираться из них было всё тяжелее, сугробы становились всё глубже, разливающиеся ручьи заливали с весёлым звоном каждый удобный брод, удлиняя наш путь, строя нам всё новые водяные преграды. Люди и лошади стойко переносили все дорожные тягости, но у меня возникли проблемы с гидом, который смог бы провести нас по местным тропам и обеспечить хорошую вооружённую охрану. Мой Мухаррам был, конечно, на высоте, но жизнь христианина в здешних местах сегодня не совсем безопасна, поэтому у меня были ненапрасные опасения.

В некоторых маленьких деревнях жили фанатично преданные мусульманству шииты, они доводили себя до религиозного безумия в своих причитаниях над мученической смертью Хусейна, терзая себя мечами, ножами и даже острыми каменьями, бросаясь в состояние богобоязненной мании. Например, мой слуга Лютфулл в последние дни вёл себя очень агрессивно, избил свою лошадь и был настолько непослушен мне, что я вынужден был прибегнуть к крайним мерам, выгнав его со двора караван-сарая, в котором мы остановились на отдых. Тогда он сел у ворот со стороны улицы, угрожающе положив на колени свою винтовку и замер, словно приготовился совершить в своей жизни что-то важное. Пришло время нам отправляться в дальнейшую дорогу и я, не колеблясь, вскочил на свою лошадь, затем стремительно проскакал сквозь ворота. Лютфулл вздрогнул от неожиданности, бросив на меня взгляд полный злобы и ненависти, но взял себя в руки, медленно подошёл ко мне, извинившись и попросив взять его обратно на службу. С того времени он был тих, абсолютно послушен и предан мне.

Взгляд издалека

Равнина, расположенная к северу от Хамадана, уже проявляла признаки наступающей весны, повсюду проступали островки влажной земли. Фруктовые сады и луга окрашивались в молодой зелёный цвет. Ивы покачивали мне своими фиолетовыми стеблями, такой цвет деревьев я видел только в исполнении французской школы импрессионистов. Вся природа говорила о приближении тёплых солнечных дней. Утренний туман, покрывающий низины, зачаровывал своей таинственной сказочностью, освежая своим дыханием воздух предутренней зари. Далеко на горизонте показались первые дома Хамадана, города былого величия, ушедшей громкой славы. Несмотря на то, что город был в поле зрения уже в полдень, потребовалось почти пять часов, чтобы добраться до него, и это дало мне хорошую возможность изучить полжение города и его общую панораму.

Люди, основавшие этот город, выбрали замечательное место во многих отношениях. Равнина, простирающаяся за стенами города, лежит, словно, у его ног и занимает пространство в пятнадцать миль в длину и десять в ширину, её удобно орашать, выращивая ячмень, пшеницу, фрукты, овощи и маки. Горы и холмы заслоняют равнину от ветров и ненастья, ограждая её с трёх сторон своими каменными плечами. С юго-западной стороны возвышается гора Альванд с остатками былой крепости, возвышающаяся над равниной на шесть тысяч футов, или на двенадцать тысяч футов над уровнем моря. Гора простирается на много миль, охраняя подходы к городу в этом направлении и наблюдая ночью за его сном, как какой-то гигантский часовой.

Ночь за ночью, во время моего пребывания в Хамадане, я наблюдал за луной, молчаливым небесным стражем, который освещает все тёмные закоулки города, отражая свой жёлтый свет от тающих льдов и снегов. Название Альванд или Эльванд так же старо, как Авеста, которая повествует нам об Аурване (see Yt. 19. 3, asta aurvanto fankavo) и восьми гор Вашана, вершин восьми коней. В пехлевийском Бундахишне гору называют Альванд (Bd. 19. 3, alvant). Греки называли эту гору Оронт. Мусульмане совершают паломничество к могиле одного из последователей Пророка по имени Сахиб Заман, который похоронен на вершине Альванда, а рядом с могилой находится источник, известный как Чашма-и Малик, " Источник царя".

Хамадан окружён со всех сторон высокими холмами, так что, взобравшись на любой из них, можно просмотреть каждую улочку до мельчайших подробностей, чем я не преминул воспользоваться при своём приближении к городу. Непосредственно примыкающая к городу возвышенность называется Мусаллах, на ней расположился древний акрополь. Я рассмотрел его внимательно и убедился, что эта крепость не может называться Тахт-и Сулейман, слишком малы размеры и высота для величия и значимости этого исторического места. Хотя Геродот упоминает в своём описании город-крепость Экбатан, являющийся столицей Мидии (Herodotus, History, 1. 98, 99).

Современный город

Около пяти часов дня мой караван, уставший от двух недельного непрерывного пути, медленно вошёл в город. Мы с честью преодолели расстояние от Урумии до Хамадана, справившись со всеми неожиданными препятствиями и трудностями. Хамадан не поражал своим величием былой славы Экбатана, которая когда-то в древности была домом царей, не было в нём того благородства, которым потрясают в своём упадке Персеполь и Пасаргады. Вместо всего великолепия прошлых веков передо мной извивались кривые улочки, по каналам которых текли ручейки грязной воды, вдоль них стояли ветхие домишки с плоскими глиняными крышами. И нигде, как я не искал, не было ни одного хоть маленького следа прежней дивной красоты.

Одна из загадочно петляющих улиц привела меня к центру города, где расположилось мусульманское кладбище. Я никогда не забуду то зловоние от неглубоких могил, которое они распространяли вокруг на многие мили, только суровые зимы способны ненадолго остановить распространение этого запаха гнили. Но жаркое душное лето неизменно грозило болезнями и заразой. Уборкой улиц этого некогда прекрасного города никто не занимался, даже птицы, питающиеся падалью, облетали это место стороной. В течение двух дней пребывания в Хамадане перед нашим домом лежала мёртвая собака и, хотя улица была довольно многолюдна, никто не обращал внимания на этот неприглядный вид разлагающегося трупа.

Очертания города примерно такие же, как у параллелограмма, растянувшегося с севера на юг. Я составил план Хамадана, в наброске некоторых небольших районов мне помогал местный житель Арам Зохрабьян. Нескольким важным замечаниям я благодарен господину Х.Л. Рабино, британскому консулу Керман-шаха.
Гора Альванд находится на расстоянии около трёх миль на южной стороне, Мусаллах, или на холме с акрополем, примыкает к восточной части города и является его частью. Цитадель Мусаллах – это распространённое название холма, но говорят, что его изредка также называют холмом Ахасуеруса (Wilson, Persian Life, p. 157). Однажды я услышал, как его назвали крепостью Великого Дария, этот термин дал Мирза Сахак, образованный человек, который, возможно, обладал знанием истории Дария Кодоманна и его свержения Александром Македонским.

Сам город разделён на четыре квартала, или палаты, для административных целей, каждый под отдельным магистратом (кадхудд), который подотчётен губернатору, чей пост практически наследственный. Через центр города протекает неглубокая речушка Алусджирд, пересечённая несколькими каменными сводчатыми мостиками и одним деревянным. Весной в результате таяния снегов с горы Альванд она становится полноводной и растекается в своё удовольствие, притопляя окрестные берега. Летом речушка становится мелководной, но её воды хватает для местных мельниц. Возможно, это потоки реки, которые описывает Ктесиас, рассказывающий об ассирийской царице Семирамис, посещавшей некогда эти места. Она построила здесь свой великолепный дворец и проложила водные каналы для более полного снабжения водами реки от озера со стороны горы Оронт в город (See Ctesias in Diodorus Siculus, 2. 13. 5, eed. Gilmore, pp. 51-52, London, 1888, and transl. Booth, Diodorus the Sicilian, 1. 110-111, London, 1814).

Население современного Хамадана примерно двадцать пять тысяч, что, вероятно, меньше, чем в древние времена, когда город был великим мегаполисом. В ежегодном докладе Совета иностранных миссий Пресвитерианской Церкви в США в шестьдесят седьмом году население составляло сорок тысяч (p. 233, New York, 1904).

Большинство жителей иранцы по крови, древнего медийского происхождения, но сегодня уже наблюдается арабское вливание, как в городе, так и в соседних сёлах, есть турецкое поселение. В Урумии турок намного больше и говорят они в основном на азербайджанском языке, не зная фарси, как, например, как наш глава каравана Шахбас. В отличие от него, моего слугу Сафара можно назвать полиглотом, он говорит и на турецком, и на фарси, и на азербайджанском. Среди жителей много армян, около трёхсот человек живут отдельной диаспорой, занимая целый район Хамадана. Есть и еврейский квартал в южной части города, их община насчитывает около пяти тысяч душ. Цифра не маловероятна, так как евреи обитали в городе с древнейших времён. Немного в Хамадане и европейцев, они занимаются в основном работой в американской пресвитерианской миссии, которая основала здесь две школы для мальчиков и девочек в 1880 году.

На базарах и дома

В городе несколько базаров, они в ярких красках знакомят со всеми восточными народами и дают ясное понятие об экономическом статусе Хамадана. По большей части базары построены однотипно: со сводчатыми потолками и множеством небольших магазинчиков. Товары в них свезены со всех частей света, хотя представлены не так широко, как в крупных городах Персии, потому что караванный путь проходит немного вдали от города, не заходя в Хамадан, а только немного с ним соприкасаясь.

При всём многообразии населяющих город народов, Хамадан кажется свободным и даже несколько пустым, так как здесь недавно властвовали холера и голод, уничтоживший большую часть жителей. Тем не менее, торговля в последние годы идёт бойкая, и купцы говорят о Хамадане, как о большом складе (ambar) Персии. Один из главных товаров базара – это кожа и кожаные изделия. В городе находится большая и профессионально оборудованная кожевня. Местные жители искусные мастера по отделке кожи и её украшению, шкуры прекрасно выдублены и тонки, как ткань. Из таких шкур шьют красиво украшенные и, что главное, удобные одежды, декоративные изделия и необходимые в быту товары.
Здесь можно найти удобные сёдла, прекрасные ремни, чехлы, кожухи, остроконечные ботинки, мягкую войлочную кошму (namad), используемую вместо циновок, накидки для пастуха, прекрасные шапки. Едва ли можно перечислить все кожаные изделия. А как рассказать обо всех тех сувенирах, которые я предусмотрительно припас с собой? Не забыл я взять с собой два вьючных ковра (khurjin), покрывающих моих лошадей, и белую войлочную ткань (ghasiah) для мягкой посадки в седле.

Рядом с базаром расположился большой караван-сарай, за ним ещё один чуть поменьше, в них размещались торговцы и паломники, которые проходят через город, совершая свой процветающий бизнес или поклоняясь святым местам. Недалеко от них раскинулись общественные бани, получающие прекрасный доход от гостей города.

Во время моего пребывания в Хамадане я погостил в американской миссии, где с огромным удовольствием насладился вкусом домашней еды и уюта после изнурительных дней моего последнего путешествия до Хамадана. Здесь в миссии я впервые увидел настоящего персидского кота. Персию иногда называют землёй кошек, но самые лучшие представители этой очаровательной породы приходят с гор Курдистана. Они резко отличаются от простых деревенских пород, которых в изобилии можно встретить в караван-сарае. Эти хитрющие кошки доставляют путешественникам немало хлопот, так как отличаются воровским характером.

Беседуя как-то со своим слугой Сафаром, я сказал, что предпочитаю тихий скрежет мышей этим местным котам, беззастенчиво стремящихся стащить у меня все съестные запасы. Истинные превосходные персидские коты превышают размером самых больших ангорских кошек, они красивы и суровы нравом, не подпускают к себе никаких незнакомцев, которые вдруг захотят их приласкать. В миссии были два представителя этой благородной породы, один чисто белый, другой чёрный с белыми вкраплениями. Они были молоды и игривы, своими прыжками и забавой друг с другом радовали мой взор и душу.

Знаменитый город древности

Самыми современными достижениями Хамадана были телеграф и банк, который был филиалом имперского тегеранского банка. Его директором был перс армянского происхождения. Я побывал у него в гостях и был приятно поражён прекрасным сочетанием восточной жизни и западной цивилизации, восточного стиля и европейского запроса.

Больше всего меня поразило в Хамадане средоточение древности, именно об этом мне хочется говорить дальше и посвятить историческим ассоциациям оставшуюся часть главы. Во-первых, название города восходит к самым древним временам. Во времена Сасанидов он был известен как Hamatan (Pahlavi Hamatаn, Bd. 12. 12; 22. 6), а в древних персидских писменах как Hagmatаna (OP. Hаgamataana, Bh. 2. 76, 77; Bartholomae, Air. Wb. p. 1744). Дословно это означает "место встречи или созыва, территория множества дорог". Сегодня Хамадан место встречи тех же караванных путей, текущих из различных уголков Иранского царства, как и в древние времена, когда город был столицей Мидии.

С холма Мусаллах, например, можно насчитать не менее двенадцати дорог, ведущих к более или менее важным городам, включая Тебриз, Урумию, Казвин, Тегеран, Исфахан, Керманшах и другим местам, известных в древности. В вавилонских источниках Хамадан упоминается как Agamatanu (Babylonian A-ga-ma-ta-nu, Bh. 60, and Nabonid, Annaleninschr. Av. 2. 3, 4. Cf. also Bang, Melanges Charles de Harlez, p. 8, Leiden, 1896; and Streck, Armenien und Westpersien, in Zt. f. Assyr. 15. 367). Греческий писатель Ктесий, который хорошо изучил Персию, грамотно пишет название города: Agbatana, хотя большинство греков называют его Ekbatana, меняя заглавную «А» на «Е», придавая ошибочное звучание. Ссылка на Хамадан в античных источниках подтверджает его древнее происхождение. Первое упоминание, в котором рассказывается о Amadana, датируется двенадцатым веком до рождества Христова – это известная надпись ассирийского царя Тиглат-Пилезера I (ок. 1100 г. до н.э.) (Spiegel, Eranische Alterthumskunde, 2. 246, and Browne, Literary History of Persia, p. 20).

В греческих источниках Ктесий говорит о том, что Хамадан существовал ещё раньше в царствие ассирийского царя Рамман-Нирари III (около 800 г. до н.э.), мужа Саммурамат (See Justi, Geschichte Irans Grundr. iran Philol. 2. 404). Ктесий попал в плен к персам и прожил в Персии семнадцать лет, часть из них он был придворным врачом при Артаксерксе II Мнемоне (416-399 гг. до н.э.). Он успел хорошо познакомится с традициями и историей Персии и рассказал о том, что «когда Саммурамат пришла в Экбатану, расположенную в низкой равнине, она построила дворец и окружила его вниманием и заботой, большими, чем любое другое из своих творений». Ктесий говорит о том, что Саммурамат повелела построить водостоки с горы Альванд, текущие прямо в Хамадан (See Ctesias in Diodorus Siculus, 2. 13. 5).

Из источника того же автора известно, что Сарданапал последний царь Ассирии, был свергнут мидийцем Арбакесом. Арбак основал мидийское царство, сделав столицей Экбатаны, куда он перенёс все золотые и серебряные сокровища, захваченные в Ниневии после её разгрома. Правда, историческая ценность этой информации вызывает сомнения (see Gilmore, Fragments of Ktesias, 29, p. 90, Booth, Diodorus the Sicilian, 1. 124. Rawlinson, JRGS. 10. 125; Justi, Geschichte, Irans in Grundr. iran. Philol. 2. 407-408; Modi, Shatroiha-i Airan, or Cities of Iran, p. 151, Bombay, 1899).

Валы и бойницы

Хамадан. Археологические раскопки на месте древнего города Экбатаны - столицы Мидии 2015 год

Общепринятая точка зрения на основание Экбатаны принадлежит Геродоту, который приписывает строительство города первому царю мидийской империи Дейоку (около 700 г. до н.э.). Геродот не только оставил живописные исторические описания, сегодня по его страницам мы пытаемся увидеть настоящую историю древности, установить важные события, даты, имена, затерявшиеся во времени.

«Дейок построил огромный город, окружённый крепостной стеной. Зубчатые стены расположены по кругу, всего их семь, каждая последующая стена выше предыдущей. Царский дворец и сокровищница расположенны в самой середине, в первом кругу. Площадь внешней стены почти такая же, как и у города Афины. Зубцы стен окрашены в разные цвета: первые белые, вторые чёрные, третьи красные, четвёртые синии, пятые оранжевые, шестые серебряные, седьмые золотые. Дворец и окружающие его укрепления принадлежали царскому двору, народу предназначалось жить вне укреплённых стен» (Herodotus, History, 1. 98, 99. Cf. also G. Rawlinson, Herodotus, 1. 191-194, London, 1862; H. C. Rawlinson, JRGS. 10. 120-127).

Ветхозаветная апокрифическая книга Иуды (так называемый Achmetha на арамейском, Эзра 6.2) приписывает основание Экбатаны царю по имени Арфаксад, чьё существование не доказано с исторической точки зрения. Здесь же идёт подробное описание городских стен, башен и ворот. Привожу цитату в полном объёме, хотя в глазах большинства критиков она не имеет большой ценности. Её относят больше к красивой восточной сказке:

«1. В двенадцатый год царствования Навуходоносора, который правил в великом городе Ниневии; во дни Арфаксада, правившим народами Мидии в Экбатане, 2. Стены вокруг Экбатана обтесаны тремя локтями в ширину, шестью локтями в длину, в высоту стены семьдесят локтей, ширина стен пятьдесят локтей, 3. Их башни высотой в сто локтей, шириной в основании шестьдесят локтей, 4. Он сделал ворота, которые были подняты на высоту семидесяти локтей, ширина их была сорок локтей, для выхода его могучих армий, 5. Ещё в те времена царь Навуходоносор воевал с царем Арфаксадом на Великой равнине, которая является границей Рагау… 13. Затем он двинулся в бой, выстроив свои войска в боевой порядок, против царя Арфаксада в семнадцатом году, он одержал победу в своей битве: ибо он сверг всю власть Арфаксада и всех его всадников, и всех колесниц его, 14. И стал владыкой городов своих, он пришёл к Экбатане, и взял башни, испортил улицы их, и превратил красоту её в бесчестие».

Якут аль Хамави (Judith, 1. 1-14. Yakut, p. 597) утверждает, что Хамадан был основан одним из правнуков Ноя, и некоторые древние западные учёные также указывали на имя Арфаксада, внука Ноя, в бытие 10. 22; 11. 10-14. Они утверждают, что Мидия была так названа от имени Мадая, сына Иафета (быт 10. 2) (Ker Porter, Travels, 2. 94). В некоторых источниках было указано, что Арфаксад – основатель Экбатана, отождествляя его имя с именем Дейока или с сыном Фраортеса. Современная наука считает эту версию ошибочной, утверждая, что имя Арфаксад не имеет реального исторического персонажа, оно употребляется якобы для того, чтобы придать атмосферу древности апокрифической истории (Cheyne, Encyclopaedia Biblica, S. V. Arphaxad, Judith).

По словам Полибия, греческого историка, писавшего во втором веке до нашей эры, великолепие Экбатаны было таково, что затмевало всё былое и всё, когда-либо созданное человеком. Особенно поражал своим величием и красотой храм Аэны или Анаис. Это название очень напоминает имя Анахит или Анаитис, зороастрийскую богиню неземных вод, которая упоминается в Авесте, поклонение ей особенно почиталось среди персов после правления царя Артаксеркса II в четвёртом веке до н. э.(See Windischmann, Die persische Anahita oder Ana'itis, p. 5, in Abhandl. kgl. bayr. Akad. Wiss. Bd. 8, Abthl. 1, Munich, 1856). Из других источников известно, что в Экбатане был знаменитый храм Анахиты (See Isidorus Characenus, Manstones Parthicae, 6, and Plutarch, Artaxerxes, 27. 3; cf. Windischmann, Die persische Anahita, pp. 6, 13).

Приведу описание города Хамадана греческим историком Полибием: «Первоначально этот город Мидии превосходил известные до сего времени другие города великолепием и богатством своих дворцов и храмов. Он расположен на окраинах горы Оронт и не имеет стен, хотя в нём есть необыкновенная Цитадель, укреплённая до ошеломления. Рядом стоит дворец, для описания которого очень сложно найти точные слова, и любоваться им нужно в полной тишине. Древние архитекторы хотели удивить своих зрителей, им это удалось. Тем, кто близко знаком с восточным языком живописного восхваления и преувеличенного поклонения, предназначено передать всё то волнение, которое охватывает человека, впервые увидевшего подобное творение человека. Именно для людей, обладающих таким незаурядным даром, этот город милостиво предоставляет нетронутое поле словотворения. Но для таких, как я, нужно быть осторожным при приближении к перу и бумаге, подобное описание выходит за рамки заурядных слов и понятий, вызывая большую трудность и смущение.

Однако, что касается сухих слов о размерах дворца и схематичного изображения, я вполне могу справиться. Дворец покрывает почти семь стадий (или четыре пятых мили) поверхности земли, его отделка рассказывает о богатстве и немалом достатке хозяев, о незаурядном таланте архитекторов и строителей. Вся деревянная отделка выполнена из кедра и кипариса. Потолочные балки и колонны залов покрыты изящной резьбой, перемежающимися золотыми и серебряными вкраплениями. К сожалению, большиснтво драгоценного металла было вывезено во времена втрожения Александра Македонского (335 г. до н.э.). Остатки великолепного дворца были разграблены в правление Антигона (325-301 г. до н.э.) и Селевка Никатора (312-280 г. до н.э.). Однако во времена Антиоха Великого (210 г. до н.э.) храм Аэны всё ещё сохранял свои колонны, покрытые золотом, оставалось значительное количество кирпичей из золота и серебра. В запасниках были найдены монеты с царским изображением на сумму чуть менее четырёх тысяч талантов ($4,730,000)» (Polybius, Hist. 10. 27; see Shuckburgh, The Histories of Polybius. Translated, 2. 26-27, London, 1889).

Холм Мусаллах

Важно отметить, говорит Полибий, что город был «без стен, хотя в нём была укреплённая Цитадель, под которой стоял дворец», и храм был построен из дерева. Именно поэтому храм не сохранился до дней современности, в отличие от каменного дворца в Персеполе. Если мы сегодня поднимемся на холм, известный как Мусаллах, мы увидим цитадель, примыкающую к городу Хамадан, которая частично сохранилась на западном и северо-западном склоне холма. Мы сможем понять, как было возможно строение города без стен, как утверждает Полибий.

За стенами с раскрашенными зубцами стояла цитадель, её мощное укрепление поражало воображение. Рядом с ней возвышался прекрасный дворец. Кэнон Джордж Роулинсон в своей книге «Пять Великих Монархий» (3. 23), выражает сомнение: «была ли Медийская столица в любое время окружена стенами?»

Могу заметить, что подъём на Мусаллах достаточно крутой, чтобы дать волю лошадям нестись галопом как обычно при приближении уклона. Высота этого холма, на мой взгляд, может гораздо явственнее показать, где наверняка располагалась древняя столица Мидии и посоперничать с утверждением, что столица могла быть в Тахт-и Сулеймане. Мне непонятно, что сэр Генри Роулинсон мог бы возразить на этот счёт, так как моё тщательное изучение месторасположения в двух случаях убедило меня, что главному городу место только на холме Мусаллах (see Rawlinson, JRGS. 10. 127, and George Rawlinson, Herodotus, 1. 191-192, London, 1862).

Огромный дворец, семь кругов стен, возможность простым мидийцам строить дома за пределами стен, как повелел им Дейок (Herodotus, 1. 99) и то, что до сих пор здесь стоит город, может и не такой величественный, как в древности, но он жив сегодня. Холм Муссаллах в настоящее время венчают множество колонн, остатки стен, около пятнадцати футов толщиной и двадцати высотой, состоящие из глины, шифера, кирпича, и небольших камней. Эти стены формируют хорошо видные параллелограммы на северо-востоке и юго-западе, посередине которых навалены обломки каменных строений. Хотя в настоящее время никто бы не приписал холму Муссалах с его развалинами большой древности. На самом деле Ага Мохаммед Шах, в конце восемнадцатого века, как говорят, уничтожил все остатки старины в Хамадане (See Ker Porter, Travels, 2. 102; Wilson, Persian Life, p. 157).

Геродот не говорит, что стены Экбатаны были из камня, хотя такой вывод напрашивается сам по себе. И это почти наверняка, что именно здесь в Хамадане над крепостными стенами возвышались разноцветные зубцы.
Джудит говорит о «вытесанном камне», и даже если продолжать настаивать на выбранной формулировке о данной исторической справке, то можно предположить, что каменные блоки разрушенных стен древности были с течением времени разобраны в город для постройки жилья обывателей. Ведь современный город полон построек из высеченного камня. Мне сообщил Арам Зограбян из Хамадана, что примерно через год после того, как я был в Персии, в армянском квартале Хамадана были обнаружены останки так называемого "сокровища" города Гянджа, и были обнажены некоторые великолепные тёсаные камни.

Надо также сказать, что Кэнон Джордж Роулинсон, подытоживая утверждение брата, что Тахт-и Сулейман представляет так называемую северную столицу Мидии, признаёт, что «из семи стен, только одна прослежена в Тахт-и Сулеймане, и что постройки времён Мидии практически погибли, а сохранившаяся кладка – более позднего возраста» (George Rawlinson, Five Great Monarchies, 3. 27, and n. 11. Morgan, Mission Scientifique en Perse, 4. 248-249).

Другие утверждения, выдвинутые сэром Генри, подобны выводам Геродота (1. 110), рассказывающие о том, что страна к северу от Экбатана покрыта лесами и горами, по моему мнению, применимо и к Хамадану, и к Тахт-и Сулейману. Подробное сравнение этих двух исторических мест убедило меня в том, что Хамадан имеет право на титул единственного наследника Экбатаны, что Мусаллах был его цитаделью. Руины Тахт-и Сулеймана древни во времени, но одного этого признака мало, многие другие важные детали свидетельствуют в пользу Хамадана. А это уже другая история Экбатана. Моё мнение было предвосхищено. Думаю, что господину де Моргану, следует пересмотреть главу о Хамадане (Morgan, Mission, 4. 238-249).

Вполне возможно, что археологические раскопки могут показать, что положение Хамадана несколько изменилось, так как есть новые находки, найденные при раскопках северо-восточной стороны холма Мусаллах, где выкопаны старые кирпичи и золотые монеты. В записках, присланных мне мистером Рабино, утверждается, что место города менялось несколько раз и нынешнему месту может быть не более пятисот пятидесяти лет, но это, как мне кажется, сомнительно, и только археологические исследования могут решить этот вопрос. Однако на территории холма Мусаллах практически нет шансов найти что-то ещё, так как земля там почти полностью смыта, обнажилась скальная порода, археологические работы затруднительны.

Историческая столица Мидии

Hamedan сегодня сверху

Когда я стоял на холме Мусаллах, обозревая с его высоты, лежащий у моих ног Хамадан, я был уверен, что вижу перед собой древние просторы мидийской столицы. Здесь в крепости найдены царские сокровища, упоминаемые Геродотом (Herodotus, History, 1. 98). В этой крепости нашли сундуки мидийского царя Арбака полные серебра и золота (Ctesias, Fragments, 29 (cited by Diodorus Siculus), ed. Gilmore, p. 90; tr. Booth, Diodorus the Sicilian, 1.124). Сюда же были перенесены несметные богатства Крёза завоевателем Курушем (Herodotus, History, 1. 153); и в эту крепость Александр Македонский, следуя примеру своих победоносных предшественников, перевёз богатства, которые он разграбил в Сузах, Персеполе и Пасаргадах (Arrian, Anabasis, 3. 19. 7, and cf. 3. 18. 10; 3. 19. 2; also, Quintus Curtius Rufus, Alexander, 5. 6. 1-10; Diodorus Siculus, Hist. 17. 71; Plutarch, Alexander, 36-37; Strabo, Geog. 15. 3. 9, cf. also 15. 3. 23. McCrindle, Invasion of India by Alexander the Great, pp. 34, 126, n. 1, London, 1896).

Дворец Хамадана был построен как персидская Бастилия, так же, как и дворец города Ахмет, мидийской провинции, где найден в рукописных текстах указ Куруша о восстановлении храма в Иерусалиме, который был исполнен Дарием и его преемником Артаксерксом (Ezra 5. 17; 6. 1-3). В подземелье хамаданского дворца цари династии Ахеменидов истязали и казнили нарушителей воли государевой. В его стенах, например, Дарий предал смерти мидийского лидера Фраварти, который посмел посягнуть на трон, затеяв переворот власти, пока Дарий завоёвывал со своими войсками Вавилонию.

Самозванец потерпел поражение в битве при Раге, это современный Рей близ Тегерана, попал в плен и встретился со своей судьбой лицом к лицу. Об этом событии рассказывает Великий Дарий в бехистунской надписи: «Фраварти схватили и привели ко мне. Я приказал отрезать ему нос, уши и язык, затем ему выкололи глаза. Его держали в цепях у моей двери, все люди видели его. После этого я заставил его распять (Hiising, Elamische Studien, in Mitteil. Vorderasiat. Gesellsch. 3. 315); и людей, которые были его главными последователями, я заточил в крепости (дида) в Экбатане» (Bh. 2. 73-78. Foy, Kukri's Zeit schrift, 35. 39-42). Окончание фразы ещё можно перевести так: "я повесил его главных последователей перед крепостью". Все эти увечья в качестве наказания до сих пор практикуются в Персии, разве только варварский способ казни заменили на менее мучительный.

Картины былого величия

Здесь в высокой цитадели и глубоком подземелье хранились сокровища древнего Ирана и стояли храмы языческих богов (Anab. 7. 14. 5.). Когда-то возвышался дворец основателя древнего мидийского царства Дейока, который искал в своих крепостных стенах уединение. Этот дворец был выстроен по приказу Дейока, здесь он принял корону и здесь скрывался от обывательских глаз (Herodotus, History, 1. 99). Возможно, в этих стенах царствовал мидийский царь Астиаг и принимал в гости молодого Куруша, которому суждено было много позже отнять царскую корону, доказав всему миру превосходство персидского царства над мидийским (Herodotus, History, 1. 121-130; Xenophon, Cyropaedia, 1. 3. 1-18).

Веками цари персидской династии Ахеменидов доказывали миру свою силу и превосходство над мидийскими царями, покорив Мидию и сделав её столицу Экбатаны своей летней резиденцией. Здесь из окон великолепного дворца открывался прекрасный вид на равнины, окружённые высокими горами. Зиму пресидские цари проводили во дворцах Сузы, а весной и летом их домом становился Персеполь (Xenophon, Anabasis, 3. 5. 15, and Cyropaedia, 8. 6. 22; Strabo, Geog. 11. 323; Quintus Curtius Rufus, Alcxander, 5. 8. 1).
В Экбатанах побывал и Александр Македонский, праздновавший свои победы над Персией и Индией в древнем дворце этого города. Парфяне (250-226 г. до н.э.) сделали Экбатаны излюбленным местом (Quintus Curtius Rufus, Alexander. 5. 8. 1). Антиох нашёл во дворце Экбатаны огромное количество слитков из золота и серебра и превратил их в монеты, чтобы заплатить своим воинам.

Сасаниды (226-651 г. н.э.), возможно, были менее равнодушны к Экбатанам, но это место всё ещё представляло значимость для персидского царства, пока арабы не захватили город в 645 г.н.э. и отметили свой подлинный триумф в Нахаванде в честь победы над Сасанидами (See Yakut, p. 598, and Justi, Geschichte Irans, in Grundr. iran. Philol. 2. 546).

В начале десятого века Хамадан подвергся штурму Мардавиджем ибн Зияром родом из Гилана (See Masudi, Les Prairies d'Or, chap. 130, ed. Barbier de Meynard, 9. 21-22, Paris, 1877; and Horn, Gesch. Irans in Islam. Zeit, in Grundr. iran. Philol. 2. 564). В тринадцатом веке здесь со своими войсками был Тамерлан, а ещё пять веков спустя Хамадан подвергся разграблению Ага Мохаммедом шахом. Неудивительно, что от этого древнего царского дома и важного исторического места великих событий осталась только тень былой славы. Судьба Хамадана лучше всего рассказана в коротком стихотворении Клинтона Сколларда, которое я процитировал в начале главы:

Ушёл великий храм Солнца,
Где золотая ступенька над ступенькой поднималась;
Исчезли позолоченные галереи, портики и дворцы;
И заунывные ночные ветра навевают запах мёда,
Скорбный плач, причинённый иноземцем, внимают уши,
Паломнический поезд и караван, вокруг стен Хамадана.
Ничего из блистательного прошлого, ничего из богатой жизни,
Жизни, которая пульсировала и трепетала, с её наслаждением и болью.
Остался лев одинокий, немой мемориал камня в стенах Хамадана
Сверженных трёх империй: Мидии, Персии, Парфян.

Древний монумент

Знаменитый каменный лев, но уже хорошо разбитый, упоминаемый в стихах, как единственный памятник, который уцелел в нелёгкие времена, в настоящее время лежит у подножия холма Мусаллах недалеко от дороги, ведущей в Исфахан. Это одна из достопримечательностей Хамадана, которая считается хранителем духа города. Ещё тысячу лет назад Масуди говорил, что Хамадан – это древний город, стоящий у "Львиных ворот" (Bab al-Asad), раскинувшийся на невысоком холме с видом на дорогу в Рей и Хорасан (Masudi (died 951) Meadows of Gold, chap. 130, see Les Prairies d'Or, ed. Barbier de Meynard, 9. 21-22).

Он сравнивает каменного льва с большим быком или крадущимся верблюдом, добавляя, что создана статуя была после возвращения Александра Македонского из Хорасана (местная традиция приписывает основание Хамадана Александру) и установлена в качестве талисмана для защиты стен города и его жителей. Есть древнее пророчество, рассказывающее о том, что Хамадан будет жить в безопасности до тех пор, пока Лев не будет сброшен или сломан. Масуди рассказывая о своей поре, упоминает о том, что свержение льва было совершено во времена штурма Хамадана Мардавиджем ибн Зияром, сопровождавшееся полной катастрофой, как и было предсказано.

Ещё одна легенда была записана Якутом аль-Хамави (1220), повествующая о том, что образ льва был создан как талисман против суровых зим Хамадана (Yakut, p. 606). Рядом со львом были созданы из камня, но не сохранились сегодня, другие скульптуры, призванные защищать людей от скорпионов, змей, насекомых и наводнений. Только побывав в этом городе зимой с её леденящим душу холодом, можно понять, зачем народу Хамадана необходимо воздвигать такие защитные монументы.

Сегодня, изучая легенды старины, частично сохранившиеся традиции, мы можем небольшими шагами восстанавливать утраченную историю Великого когда-то царства Персии. Древнюю скульптуру гордого льва в настоящее время окружили народные поверья, глубоко почитаемые местными жителями. Не обходится и без множества суеверий. Например, матери приносят сюда своих маленьких сыновей, чтобы они смогли прикоснуться к огромному зверю и даже поцеловать его сврепую морду, чтобы вырасти сильными, мужественными и бессташными. Бесплодные женщины стараются прикоснуться к высокому челу льва, чтобы снять с себя страшное проклятье и зачать во чреве желанного младенца. У этой скульптуры можно найти сегодня подношения поломников из камня в виде небольшой короны, которой стараются увенчать царственного зверя или оставить дары рядом на пьедестале.

С точки зрения искусства Лев достаточно эффектен, его не портят даже разрушения времени. Когда я впервые увидел его, то был поражён реалистичностью фигуры, эффект восприятия увеличивал желтоватый песчаник, из которого вырезан Лев. Массивная голова, тяжёлые волны гривы настолько живы, что так и хочется запустить руку в густую шёлковую шевелюру. Трудно уловить выражение лица дикого зверя, так как оно сильно повреждено, но хорошо сохранились чуть приоткрытые челюсти. Глубокое отверстие во лбу омрачает пространство бровей, всё лицо в жирных пятнах от грязных рук паломников, которые от души льют масло прямо на лик. На спине каменного гиганта множество повреждений размером с большой кулак, там, конечно, скапливается дождь, который медленно разрушает древнее творение. Лапы этого существа разрушены почти полностью уже довольно долгое время, что подвеждают репродукции в некоторых книгах, например, Фландина (See Flandin and Coste, Voyage en Perse, Ancienne, 1. pl. 25; Texte, p. 17; George Rawlinson, Five Great Monarchies, 3. 92; Justi, Geschichte des Alten Persiens, p. 5, Berlin, 1879).

Тщательная экспертиза скульптуры показывает, что Лев изначально сидел в вертикальном положении с прямыми передними ногами, присев на задних лапах. Сейчас правое бедро фигуры ниже левого, хвост отсутствует, но сохранился небольшой желобок с левой стороны, где он был изначально. В длину лев был примерно между одиннадцатью и двенадцатью футами (3,40 м), голова была почти сорок дюймов в диаметре (1 м). В наши дни лев лежит на расстоянии около одной восьмой мили от подножия холма Мусаллах, с его южной стороны.
И Масуди, и Якут говорят о том, что скульптура находится рядом с воротами города. Недалеко ото льва стоит полуразрушенная башня, как будто охраняющая пролегающую рядом дорогу. Вполне возможно, что там когда-то рядом были и ворота, и что лев, возможно, охранял вход в цитадель именно в этом месте. О возрасте статуи нет точных сведений, например, Масуди писал о ней тысячу лет назад. Одно это упоминание может уже доказывать древность льва. Некоторые учёные припысывают его рождение в эпоху господства царства Мидии, ссылаясь на изображение льва на гербе Персии. Думаю, что это вполне логичные основания для признания древности скульптуры.

Башни и святыни

Недалеко ото льва в юго-восточной части города стоит башня, которую люди называют сегодня Burj-i G-urban или Kurban, «Башня жертвоприношения». Один из местных жителей Мирза Саак, культурный интеллигентный перс, рассказывал мне, что это старый зороастрийский храм Огня. В один из солнечных дней я отправился исследовать эту частично разрушенную башню. Она построена из обычных кирпичей, которые не были высушены на солнце, как в древние времена, подобно тем, что применялись при строительстве в Рее или храме Огня в Исфахане.

Подобное обстоятельство напомнило мне другую башню, стоящую в северной части Хамадана, которая не старше тринадцатого века, принадлежащая примерно временам монгольского владычества. В её внешнем виде ничто не задержало моего взгляда и ничего не напомнило о зороастризме. Внутри башни было несколько небольших ниш и четыре маленьких окна, расположенных высоко у самого потолка, они хорошо освещали помещение. Деревянная отделка башни почти вся сгорела. В стене торчали два огромных куска обугленных балок. Внутреннее пространство ничего не заполняло. Вниз вела неровная лестница, вероятно, там была когда-то гробница, несохранившаяся до настоящего времени.

Местные жители в этих стенах в определённые дни приносили в жертву верблюдов. Этот обряд может быть один из сохранившихся древних обрядов жертвоприношения животных, о которых говорится в Авесте (Yt. 5. 21, 25, 33, etc.). В наши дни есть такое торжество, как id-i kurban или id-i azha, на котором в жертву приносят овец даже зороастрийцы. Мусульмане же приносят подобное приношение на десятый день двенадцатого мусульманского месяца хиджры. Праздник учредили в честь Авраама, принесшего Богу в жертву своего сына Исаака, или как называют его мусульмане – Исмаила (Pietro della Valle (1617), Viaggi, 1. 536; Travels, ed. Pinkerton, 9. 36; Tavernier, Travels, p. 143).

Эта башня является святыней, как гробница, на протяжении пяти или шести веков и, возможно, относится к Сельджукской эпохе. Мой единственный интерес состоял в исследовании остатков богатой лепнины и художественно исполненной куфической надписи из Корана. Вероятно, эта башня старше древней цитадели, находящейся на южной стороне Хамадана (см. эскиз карты). Археологические исследования этих мест могли бы одарить интересными реликвиями, так как у Хамадана богатое прошлое, следы которого покрыли пески времени. Некоторые предприимчивые местные жители частенько заходят в эти заброшенные места, чтобы покопаться в земле, обследовать останки прошлого, они редко уходят отсюда с пустыми руками.

В здешних домах можно найти древние монеты, печати, драгоценные камни и изделия из них (See Wilson, Persian Life, p. 157; and de Morgan, Mission Scientifique, 4. 250-251). В Хамадане последние двадцать лет идёт добыча золота. Количество намытого золота за эти годы стало меньше, нет уже тех самородков, какие попадались несколько лет назад, но немного мелкой россыпи можно найти при умении и желании, и получить неплохую прибыль.

Легенды о Македонском

Я говорил об Александре Македонском в связи с Хамаданом, мы знаем из истории, что он дважды посещал эту древнюю столицу Мидии. Один раз, преследуя побеждённые войска Дария, а потом при возвращении из Бактрии и Индии. Его имя до сих пор хорошо известно среди людей как Искандер и сохранилось множество легенд о нём. Например, рассказывают, что старое здание, расположенное у моста через речку, несущую свои воды с холма Мусаллах, когда-то было великолепным дворцом, в стенах которого расположились усталые приближённые Искандера. Они устраивали весёлые попойки и днём, и ночью, вино лилось нескончаемыми ручьями.

Другая история показывает нам неуправляемый нрав Александра. Однажды ночью, когда все уже были сильно пьяны, Искандер начал бахвалиться своими подвигами. Один из генералов не преминул заметить, что победы помогали одержать солдаты отца Александра. Возмущённый полководец, душу которого затмили горячие пары крепкого вина, приказал схватить генерала и придать его смерти, что и было исполнено немедленно. Наутро, протрезвев и протерев очи, Македонский решил призвать своего бравого генерала, но с удивлением узнал, что казнил его накануне ночью.

Место предполагаемой могилы несчастного генерала местные жители хорошо знают, но почему-то уверенны, что там погребён сам Александр – завоеватель всего мира. Это место называют Grabr-i Iskandar (Александр Великий). Сохранилась так называемая гробница, больше похожая на старое округлое укрепление, сооружённое из глины и земли, используемая в настоящее время как жилое помещение, в подвале которого есть небольшая дверца, ведущая к захоронению. Но мне не верилось в эту историю, и я даже не пошёл осматривать старинный склеп.

Те уроженцы Хамадана, которые утверждают, что Александр действительно похоронен в их городе, рассказывают легенду о том, что он отдал приказ, чтобы после его смерти тело несли с распростертыми руками, держащие землю, в память о царствах, которые он завоевал. Его тело должно быть похоронено там, где он черпал силы. Смерть произошла в Хамадане (по словам местных жителей), и тело было похоронено соответственно завещанию. Эти данные передал мне господин Х. Л. Рабино из Керманшаха.

История, рассказанная в Хамадане, возможно, содержит воспоминание о смерти генерала Клетиуса, которого Александр убил собственноручно в припадке пьяного безумия, потому что его соратник осмелился упрекнуть завоевателя в событии, которое, как говорят, произошло в Самарканде. Согласно истории Александр оплакивал в диком отчаянии потерю своего любимца, Гефестиона, который умер в Хамадане. Может быть, именно о смерти Гефестиона и помнят жители города, утеряв в веках имя погибшего героя и соратника Македонского (See Plutarch, Alexander, 60, 51, 72, ed. Bekker, Leipzig, 1858; transl. Langhorne, 5. 256-269, 282-283; cf. McCrindle, Invasion of India, p. 43, London, 1896).

Плутарх, присутствовавший при этом последнем событии, описывает сложившиеся обстоятельства следующим образом:
«Александр вернулся в Экбатану из Индии, по достижении древней столицы, в которой он был теперь победоносным вседержителем, он пустился праздновать свои успехи со всей бессмысленной роскошью востока. Его привычки становились всё более и более азиатскими, к большому сожалению его более стойких к восточным соблазнам македонских лидеров. Праздничное ликование сопровождалось играми и народными гуляниями, проводимыми с царским размахом. В разгар пьяной оргии вдруг умирает Гефестион. Горе Александра не знало границ, он приказывает в знак траура подстричь гривы коней и мулов, а затем снести все бойницы, окружающие город (Plutarch, 72, see Elian, Hist. 7. 8; cf. Langhorne, Plutarch's Lives, 5. 283, n. 190). Везде затихла музыка флейт, не было слышно ни одной песни. Личный врач Гефестиона был казнён, за то, что не смог предотвратить страшной трагедии» (Plutarch, Alexander, 72. Ker Porter, Travels, 2. 99-101).

Плутарх описывает, как Александр стал разорять всю округу, стремясь отомстить всем людям за смерть своего любимого сподвижника. Он стал убивать всех молодых людей возраста Гефестиона, говоря, что таким образом приносит жертву своему другу. По приказу великого полководца была сооружена огромная усыпальница для его фаворита, строительство которой обошлось в десять тысяч талантов. Создал мавзолей греческий архитектор Стасикрат. Сегодня так и не установлено было ли тело Гефестиона погребено в Экбатане или забальзамировано для сопровождения Александра в Вавилон. Нет никаких доказательств и того, что так называемый саркофаг Александра сохранился в Константинополе и был ли там действительно гроб великого завоевателя (see Skrine and Ross, Heart of Asia, p. 9, London, 1899).

Мавзолеи Хамадана

Ещё одна гробница Хамадана, которая менее известна, но на самом деле более интересна, это та, в которой покоится тело великого врача и философа, Ибн Сины, более известного на Западе как Авиценна. Этот замечательный человек родился около 1000 г. н. э. и был одним из самых известных и влиятельных учёных средневекового мира Востока. Он был родом из Бухары в Туркестане, но долго жил в Персии, проводя свои последние дни в Хамадане. Его знаменитый труд по медицине, написан на арабском языке, он был переведён на другие языки мира несколько сот лет назад и пользуется до сих пор всеобщим признанием. Джеффри Чосер, например, рассказывает об Авиценне в одном из Кентеберийских рассказов (Chaucer, Pardoner's Tale, 889-891).

Мавзолей Авиценны сегодня

Метафизика Авиценны, его трактаты пронизаны мыслью Греции и созданы под влиянием Аристотеля и неоплатонизма. В Европе знания Авиценны признаны как арабская философия, его схоластическая философия была подхвачена маврами Испании, где было создано первое тайное мистическое братство (See Browne, Literary History of Persia, p. 381).

Помимо того, что ибн Сина был врачом и философом, он ещё писал стихи. Омар Хайям, изучавший наследие Авиценны, прославил его имя в своих рубаях на века. Осознавая ценность трудов великого учёного, Хайям переводит ибн Сину на фарси, принимая пальму преемственности из «рук» великого учёного.
Немного перефразируя строки Хайяма, можно увидеть в них даже языческое завещание Авиценны:

От зенита Сатурна до чрева земли
Тайны мира своё толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой сложной – тёмной петли Смерти.

Сама гробница представляет собой кирпичное здание прямоугольной формы, которое огорожено простой оградой. Это место паломничества дервишей, в котором не преминули побывать и мародёры. Резная плита с арабской вязью покрывает прах великого мыслителя. Рядом с ним покоятся останки его современника Шейха Абу Саида, персидского поэта-мистика и автора четверостиший в аллегорическом и символическом стиле, который, как говорят, был знаком с Ибн Синой (See Ethe Neupersische Litteratur, in Grundr. Iran. Philol. 2.275).

Современная надпись внутри гробницы говорит о том, что это последнее пристанище Его Святейшества Шейха Абу Саида и властителя мудрецов, Абу Али Ибн Сины (Авиценны), которое превратилось в руины, но снова было восстановлено принцессой Нигяр ханум родом из царской семьи Каджар в 1877 году (1294 г.н.э.). Ниже добавлены строки из Хафиза о весне и Божественной любви и благодарение Богу за восстановление святыни.

Гробница Эстрер и Мардохея

Ещё одна поэтическая святыня, расположенная недалеко от Гумбад-и Алавиан в северо-западной части города, это могила другого иранского поэта и дервиша Баба Тахер Орьян, уроженца Хамадана. Его стихи особенно почитаются персами из-за их сладости и нравственного поучительного тона, хотя и окрашены нежной тоской так характерной для искателя души дервиша (See Heron-Allen and Brenton, Lament of Baba Tahir, London, 1902; and Ethe', Neupersische Litteratur, in Grundr. iran. Philol. 2. 223).

Среди различных гробниц в городе на сегодняшний день самая интересная это захоронение Эстер и Мардохея. Эти люди занимались изучением Библии, их склеп расположен на старом еврейском кладбище к югу от центра города. Говорят, что во времена завоеваний Хамадана Тамерланом все погребения в этом месте были уничтожены, но с течением времени гробница Эстер и Мардохея была полностью восстановлена на изначальном месте (Cf. Ker Porter, Travels, 2. 108).

Склеп представляет собой небольшое кирпичное сооружение с высоким остроконечным куполом, потерявшим большую часть своей лепнины и мозаичной отделки. Вход оформлен в виде арки, в которой встроена очень низкая дверь. Она изготовлена из того же камня, что и само здание усыпальницы. Несмотря на массивность двери, она довольно легко поворачивается, отворяя вход во внутреннее пространство, но, чтобы войти, приходится согнуться чуть ли не до земли. Шарниры, на которых двигаются двери, изготовлены из камня. Подобные двери с аналогичными механизмами вращения есть в гробницах в Накш-и Рустаме. За дверью идёт низкий извилистый проход, ведущий в склеп. Стены и потолок внутри почти полностью тёмные от дыма светильников, которые несут с собой сотни паломников, посещающих святыню. Среди них много как евреев, так и мусульман, что подтверждают надписи на стенах на двух языках. В самом центре комнаты стоят два саркофага, тесно соприкасающиеся друг с другом, один чуть меньше другого. Верхние плиты покрыты чёрным деревом, они расписаны надписями, посвящёнными Эстер и Мардохею (Ker Porter, Travels, 2. 107, Israel Le'vi, Revue des Etudes Juives, 36. 237-255, Paris, 1898, and by Kaufmann, op. cit. 37. 303-304. Flandin, Voyage en Perse, Moderne, pl. 69).

Рядом лежат пергаментные свитки, исписанные фрагментами из священного писания. Эти листки настолько древни, что рассыпаются прямо в руках, и настолько священны, что не подлежат уничтожению. Пергаментные свитки хранятся здесь, как в еврейской генизе.
Относительно подлинности могилы наука придерживается мнения, что евреи Хамадана являются жертвами благочестивого заблуждения. То, что в гробнице лежат тела именно Эстер и Мордахея (чьи имена высечены на саркофагах) нет никаких документальных исторических доказательств. Однако сами евреи города ни минуты не сомневаются в подлинности и твёрдо верят в святыню, что подтверждается чудесами, совершающимися у гробницы, особенно во время праздника Пурим. Существует поверье, что женщина, пришедшая поклониться гробнице, избавляется от бесплодия (See Sidi of Hamadan, in Revue des Ecoles de l Alliance Israelite, no. 8, pp. 64-68, Paris, 1903).

Для местного населения библейское повествование об Эстер не выдумка, а запись факта, сцен жизни, прошедших в этом городе – летней резиденции царей Персии, где Артаксеркс спасал жизни евреев. В память этого события вырезана надпись на горе Альванд. Причиной несчастий еврейского народа, проживавшего в Персии, стал царедворец Артаксеркса Аман, с его своеволием и боролся царь. Злобный Аман хотел истребить евреев города, начав с впавшего в немилость Мардохея. Эстер, попросила защиты и пощады для своего народа у Артаксеркса, тем самым не дав воплотиться коварным планам Амана, который был повешен по царскому указу. Некоторые историки полагают, что эти события происходили в Сузах, другие отдают предпочтение Хамадану (Esther 7. 10 seq.).

Здесь в Хамадане вспоминаются и другие истории священного писания. Например, в апокрифической книге Товита (Tobit 3. 7; 6. 6; 7. 1; 14. 12, 14. See Moulton, The Iranian Background of Tobit, in the Expository Times, 11. 257-260. Sir Henry Rawlinson, JRAS. 10. 136-137) описывается жизнь Сары, дочери Рагуиловой, жившей в Экбатанах Мидийских. Семерых её мужей погубил Асмодей, только Товий победил Асмодея и женился на Саре. Имя Асмодея, вероятно, происходит от авестийского Аэшма-дэва.
Возможно, эта история уже со временем стала легендой, тогда из более позднего времени вспомним другой рассказ. Антиох Епифан (около 164 г. до н. э.) пришёл в Экбатану после совершенных им бесчинств в Персеполе, и был здесь поражён болезнью, которая привела к смертельному исходу. Болезнь была послана как проклятье Божье, о чём говорится во второй книге Маккавеев 9. 1-3.

Надписи Гяндж Наме

Посещение Хамадана было бы неполным без вида надписей на Гандж Наме, вырезанных Дарием и его сыном Ксерксом на одной из скалистых вершин горы Альванд, расположенной на юго-западе от города. Расстояние от Хамадана можно преодолеть в течение часа на лошадях, но из-за таявшего повсюду снега и растоптанных в грязь дорог мне потребовалось вдвое больше времени, чтобы добраться до места.

Надписи высечены в двух нишах на гранитной скале, на высоте около ста футов над небольшим ручьём, протекающим у самого основания холма. Когда мы подъехали к горе, перед нами открылось живописное место. Солнце ярко освещало нетронутые белые снега, покрывавшие склоны горы, тишина окутывала нас мягким покрывалом, приглашая к душевным раздумьям. Тихо приоткрыв снежные засовы, я принялся карабкаться по склону, это было несложно. Снега было примерно по колено, он простирался до самых надписей и образовал искусственную террасу под более низким краем скалы.

Надписи, обращённые лицом на восток, расположились в прямоугольном углублении размером около пяти футов на восемь с половиной, утопая на расстоянии около фута в скале. Надпись Дария находится в нише слева и немного выше, чем надпись Ксеркса. Обе примерно одинакового размера и пропорции, они были немного разрушены временем, таявшим снегом, каплями дождя, несмотря на то что каркас выемки служит небольшой защитой надписям. Послание Дария пострадало больше всего. Слева направо или с юга на север по надписи проходит трещина шириной почти в пять дюймов, приближаясь к нижнему выступу и уничтожив несколько букв. Когда я приблизился к трещине ближе, то увидел струящийся по ней ручеёк, который медленно, но верно продолжал начавшееся разрушение. В нижней части прямоугольников находятся древние округлые гнёзда-отверстия, которые вероятно были предназначены для укрепления опоры, чтобы поддерживать скульптора, высекавшего надпись по царскому указу.

Надписи Дария и Ксеркса расположены в три колонки на трёх языках: древнеперсидском, новоэламском и нововавилонском. Колонны чётко разделены друг от друга узким пространством, линии букв вырезаны узкими бороздками. Каждый столбец содержит двадцать строк текста. Высота клинописного письма между 6 см. и 7 см. Ширина первого столбца 113 см., второго 77.5 см., и третьего 68 см. Буквы напоминают по форме гвозди, которые можно найти в любой кузнице. Линии букв строгие, ровные, слова прекрасно читаемы, кроме тех немногих мест, которые повреждены трещинами. Содержание надписи намного интереснее, чем высота и ширина букв, её составляющих.

Первое слово в колонке, написанной на персидском языке – Бог. Вот слова, составляющие начало надписи: Baga vazraka Auramazda, hya imam bumim ada, hya avam asmdnam ada и т.д. Что можно перевести следующим образом: «Великий Бог Ахурамазда, кто создал эту землю, кто создал рай, кто создал человека, кто создал мир для человека, который сделал Дария царём-правителем многих. Дарий, Великий царь, царь царей, царь стран, которые имеют много народов, царь Великой земли даже издалека, сын Виштаспы, рода Ахеменидов» (Dar. Alv. 1-20; see Weissbach and Bang, Die Altpersischen Keilinschriften, pp. 46, 64, Leipzig, 1893, p. 6; Spiegel, Die Altpersischen Keilinschriften, pp. 36, 42, Leipzig, 1881). Надпись Ксеркса практически идентична по содержанию, за исключением того, что имя Дария заменяется именем Ксеркса.

Историческая ценность этих клинописей неоценима. Важно также и расшифровать эти письмена. Большую роль в переводе на английский язык сыграл сэр Генри Роулинсон, который проделал огромную работу по исследованию клинописных записей в Персии. Современные учёные сегодня пользуются плодами его труда.
Местные жители со временем утратили знания о содержании древних посланий на горе Альванд и назвали место Гянджи Наме, что дословно означает Книга сокровищ. Даже существует поверье о том, что тот, кто расшифрует надписи, узнает тайну древних сокровищ. Дары давнопрошедших времён оказались бесценны в области истории, открылись возможности восстановления многих событий царства Персидского. Удалось расшифровать многие клинописные надписи на территории Персии и это драгоценный дар прошлого, который удалось сохранить сегодня.

После расшифровки надписей Дария и Ксеркса стала доступна клинопись на скале Бехистун, которая расположена примерно в ста километрах от Хамадана, перевод которой тоже принадлежит господину Генри Роулинсону.
Буквально в ста шагах от Гяндж Наме, справа от горы с видом на овраг, в котором бежит ручей, расположились две рукотворные ниши. Они совершенно гладкие, без следов какой-либо письменности. Возможно, их подготовили для нанесения послания потомкам, но по какой-то причине работа была прекращена. Одно из этих углублений по форме ближе к ромбу, другое к параллелограмму. По размеру эти ниши небольшие, издали напоминают маленькие окна, смотрящие в мир из большой каменной глыбы. Для чего они были предназначены, сегодня мы можем только предполагать.

Примерно в двух милях к югу от Хамадана есть интересный грот, в котором находится необычный «ветряной камень». Он вращается при помощи ветра, молотит зерно и производит муку. Самому мне не довелось увидеть это древнее сооружение, но мне рассказывал о нём господин H. L. Rabino из Керманшаха.
Возвращаясь из Гяндж Наме в Хамадан, не доезжая примерно две мили до города, на высоком холме, я остановился возле руин, которые местные жители называют «Nakarah Khanah», что означает «Место крепости». Древнее строение разрушено основательно и для того, чтобы увидеть ясную картину былой постройки, конечно, хорошо провести археологические раскопки.

Сейчас же можно наблюдать хорошо различимые очертания крепостных стен. По фрагментам оставшихся кирпичей можно восстановить в воображении картинку здания, довольно внушительного, в котором, возможно, жил и властвовал когда-то местный правитель. Далее видны округлые и довольно прочные стены резервуара, сложенного из красного кирпича. К основанию холма ведёт плавный террасный спуск. Напоследок я взглянул с высоты этой возвышенности на расположившийся неподалёку Хамадан, который окружали заснеженные равнины, обещавшие покрыться множеством цветов под тёплыми лучами весеннего солнца. Вспомнился Мусаллах холм, на котором возвышались некогда стены, увенчанные зубцами необыкновенной красоты. Сегодня эти места пустынны и безлюдны.

Продвигаясь дорогой к Хамадану, мы решили остановиться пообедать под ветвями раскидистого сада, его тишина, первозданная весенняя красота, настраивала на созерцание, молчание, воспоминания. Показалось, что мне удалось соприкоснуться с древним временем Персии, через клинописные письмена великих царей. Прошло всего пара миль пути, а лицо прежнего царства неумолимо изменилось, на горизонте показались купола и минареты мусульманской мечети, в городе сегодня почитаются исламские святые, захороненные в храме имамзаде. Новая религия вытеснила древний зороастризм, заняв прочные позиции в современном Иране.
Хамадан с его трёх тысячелетней историей по-прежнему активен, его улицы полны весёлого разноголосья, он всё ещё моложав, хотя и хранит в себе великий дух древности, который позволил когда-то быть ему гордой столицей стародавней Мидии.

«Где мудрость найти нам, седой мудрец?
Чтобы понять нам это время,
Низвергающее основы древних храмов!
Соединяющее вчера и сегодня?
Ведь радость и любовь девы и мужчины
Живы в стенах древнего Хамадана!»