Глава XXV - Из Йазда в Тегеран

Луна взошла, и копыта их стучали, зовя рассвет.
Редьярд Киплинг.
«Баллада о Востоке и Западе»

Было утро 13 мая, когда я попрощался с Йаздом, его зороастрийской общиной и моими английскими друзьями, отправившись на север страны в Тегеран. Предстоит преодолеть около 375 километров по тропе через равнины и пустыни, которые то и дело покушаются на комфортность пути, если холмы по обе стороны не сдерживают пески. Один день мне посчастливилось проехать на поезде с полным комфортом под тихий стук колёс. Но следующие семь дней усталым маршем пришлось ехать на спинах животных, которые уставали ничуть не меньше, чем я.

Когда я сел на лошадь у дверей миссии и приготовился ехать к воротам Йазда в пустыню, меня предупредили о том, что, если разразится сильная песчаная буря, я должен ориентироваться по компасу и направляться к ближайшему убежищу, так как дорога может быть полностью уничтожена песком. К счастью, за время путешествия в Тегеран мне не пришлось применить на деле этот совет, погода стояла прекрасная, и я с удовольствием наслаждался «chaparing», «быстрым галопом» на протяжении нескольких миль. Вскоре мы достигли окрестностей Габар-дахмы, которая венчала высокую песчаную дюну.

Я на мгновение остановился и сфотографировал прекрасный пустынный вид и нашего молодого форейтора, держащего в руке цепочку, которую он продал мне чуть позже на память по довольно низкой цене благодаря умению торговаться моего слуги Сафара. Глядя на эту тонкую металлическую цепь, мне подумалось, что она может быть современным наследником древнего aspahe astra, «конского кнута», описанного в Видевдате (Vd. 4. 19; 6. 6; 14. 2, etc.). Я был убежден, что aspahe astra представляет собой весьма обычный кнут с кожаной плетью и деревянной ручкой, один такой я купил у могилы Куруша. Эта цепь представляет скорее sraoso carana, «металлический кнут», широко распространённый в современном Мерве в Туркестане.

Долгий марш

Хутор Ходжатабад, расположенный примерно в двенадцати милях от Йазда, был первой станцией для смены лошадей. Мне удалось отдохнуть в его караван-сарае около часа, с часу до двух после полудня я прекрасно поспал и понежился на мягких подушках. После сна меня ждал обед из сырых яиц (tukhmaha na pukhtah), это моя обычная еда, доступная в путешествии по дорогам Персии, потому что я всегда находил их питательными, позволяющими экономить время, когда спешишь, сесть в седло на долгие двенадцать-тринадцать часов, даже не дожидаясь, когда их сварят. На десерт у меня был припасен шербет, который был сладкий на вкус, я вкушал его из античной латунной тарелки. На ней был выгравирован такой воздушный, витиеватый узор, что я решил приобрести эту тарелку в качестве сувенира, Сафар обернул её и уложил в дорожную сумку.

Закат застал нас в Майбаде, который Якут и другие ранние восточные географы, писавшие до XIII века, посещали в своих путешествиях. Майбад расположился на расстоянии десяти фарсахах от границ Йазда и примерно на таком же отдалении от Акдаха (Yakut, p. 655).
Как и большинство древних измерений в фарсахах, эти цифры остались неизменными и по-прежнему расстояния до мест смены лошадей сегодня даются в фарсахах. Даже если не вспоминать персидских и арабских географов, у нас есть более или менее точные записи маршрута, датируемые временем Марко Поло, когда он преодолел часть этого пути во второй половине тринадцатого века (see Marco Polo, ed. Yule, 1. 88; cf. also Sykes, Ten Thousand Miles in Persia, p. 155).

Итальянский монах Одорик Порденоне ехал из Кашана в Йазд в начале четырнадцатого века, примерно в 1325 году (see Odoric de Pordenone, ed. Cordier, p. 41, Paris, 1891). В последней четверти пятнадцатого века, в 1474 году, Джозаф Барбаро, венецианский посланник при дворе Усун Кассана, описывает Кашан и Кум, как два самых важных города на пути к Тегерану (see Josafa Barbaro, Travels in Persia, 49. 73).
Марш второго дня, как показывают страницы моего дневника, был тяжёлым. Это была поездка продолжительностью в четырнадцать часов, с двумя короткими перерывами до цели.

Расстояние в пятьдесят шесть миль, было благополучно преодолено. Полуденный привал в этом путешествии был сделан на час в Акдахе, или Агдахе, который Якут аль Хамави описывает как город на границе пустыни и Йазда (Yakut, pp. 404, 555). Более старое названия города Ukdah, такая форма написания расхожа в арабских странах. Говорят, что где-то на холмах в этих окрестностях есть святилище, посвящённое памяти Бануи Фарс, или Хатун Бану, матери, или, что более вероятно, дочери последнего сасанидского монарха Йаздагарда, с чьей гибелью линии зороастрийских правителей Персии пришёл конец. Легенда о её бегстве и корове, которая опрокинула ведро с молоком и последующее традиционное жертвоприношение коровам на священном месте зороастрийцами рассказана Караком (Karaka, History of the Parsis, 1. 85-87; Sykes, Ten Thousand Miles in Persia, p. 156). В настоящее время этот ритуал позабыт и не соблюдается.

В этой же области, в зороастрийском селе Шарафабад, в районе Ардакан, есть руины старых башен молчания (дахмы), построенные из глиняных стен. История гласит, что семь сестёр построили семь различных дахм в разных точках равнины Ардакан. Сегодня эти места обозначены насыпями земли, которые до сих пор с почтением посещают старые жители Шарафабада (see Sykes, Ten Thousand Miles in Persia, p. 156, n. 1).
Современную зороастрийскую дахму между Шафарабадом и Музраи Калантари, в Ардакане воздвиг Манаджи Лимджи Хосханг Хантара – тот же человек, который построил новую башню рядом с дахмой Джамшида в Йазде. Влияние зороастризма заметно во всём этом районе. Несколько веков назад Джозаф Барборо остановившись в городе под названием Guerde, «охраняемый», описал общее расположение древних башен, которое бесспорно соответствует современному.

Он говорит: «Из Йазда вы идете в Мерух, в маленький городок, и дальше в следующий город под называнием Гурде, в котором обитает мужчина, которого называют ABRAINI, что, по моему мнению, происходит от Авраама и от веры в Авраама, что слышна на протяжении веков».
Связь Авраама с Зороастром, которую признают мусульмане – знакомый факт. Идентичность двух религиозных лидеров предполагается многими мусульманскими сеидами в этом районе, которые переходят из зороастризма в ислам и считают парсов своими родственниками (see Sykes, Ten Thousand Miles, p. 156).

Моё путешествие продолжалось некоторое время вдоль линии персидского телеграфа, чьи столбы и провода стали напоминанием о цивилизации и гарантией безопасности в случае аварии. Ощущается чувство защищённости, когда один из столбов находится в пределах досягаемости провода не потому, что станция находится рядом, поскольку они стоят в миле друг от друга, а потому, что, если что-нибудь случится, путешественник всегда может получить помощь. Просто можно повредить провод и тут же кто-то будет отправлен с ближайшей станции, чтобы выяснить причину обрыва тока.

Элементы цивилизации быстро завоёвывают популярность, потому что встречаются с гостеприимством немногочисленных европейских телеграфистов вдоль этого маршрута. Я же чувствовал себя благодарным в тот день за час отдыха и возможности не торопясь выпить чашку чая во временном лагере, который разбили в нескольких милях к югу от Ну-Гумбаза. Подступала тьма, приближалась песчаная буря, когда я достиг chapar-khanah в Ну-Гумбазе, довольно унылом и пустынном месте. Я чувствовал себя слишком усталым, чтобы ждать, пока что-нибудь будет приготовлено на ужин, поэтому просто насладился сытной едой из тринадцати сырых яиц (добавление дополнительного яйца к дюжине – всегдашней мере). Затем я бросился на свою раскладушку на короткое время ночного отдыха.

Выжившие зороастрийцы города Наин

В 3.45 утра моя нога была в стремени, конь гарцевал от нетерпения снова пуститься вскачь. После пути в шесть коротких фарсах, или восемнадцати миль по равнине и пустыне мы медленно приблизились к городу под названием Наин. Фарсах (farsakh), или древний парасанг (parasang), мера непостоянная, полученная из удобных этапов в дневном походе каравана, значительно отличается в разных частях Персии, особенно в зависимости от характера местности, которую предстоит пересечь. В регионе Йазда фарсахи короткие.
Джозаф Барбаро, посетивший это место несколько веков назад, описал город под названием Наим.

Он рассказал о том, что в этом месте обитало зло, оставив целыми не более пяти домов (Josafa Barbaro, Travels, ed. Hakluyt, 49. 82). В 1340 году персидский географ Мустауфи описал его в окружении вала, протяжённостью в 4000 шагов по окружности (see Barbier de Meynard, Dict. geog. de la Perse, p. 561). Якут аль Хамави за сто лет до него говорил о религиозной репутации Наима, как о месте, в котором взросли ряд выдающихся студентов, читающих наизусть Коран и учёных, сведущих в магометанских знаниях (see Yakut, p. 561). Я был поражён очевидной древностью места, в которое меня привела судьба.

Название города упоминалось древними арабскими путешественниками IX-Х веков, но, к великому сожалению, мне до сих пор не удалось проследить его историю вплоть до сасанидского периода (see Mokaddasi, ed. De Goeje, 3. 51; Istakhri, 1. 100, 135, 136, 155, 202, 229, 231, 232; Ibn Haukal, 2. 182, 203, 204, 289, 291, 296). В пригороде стоит древняя цитадель Kal'ah-i Gabar, «Замок кованого железа» — это зороастрийское название, несомненно, указывает на очень древний возраст местности (see Sykeg, op. cit. p. 157). Наименование Kal'ah-i Gabar можно перевести и как «замок габаров». Марко Поло, например, говорит о нём как о «замке огнепоклонников» (Cаla Ataperistan). Откуда по преданию один из трёх волхвов пришёл поклониться младенцу Христу (JAOS. 26. 79-81).

Ардистан и его древние руины

Всё шло хорошо на пути до Неистанака (по Барбаро – Наистан), этот город мы достигли в тот же день, в два часа после полудня. Там я обнаружил, что не смогу поменять лошадей на свежих, так как предыдущий караван забрал всех животных, даже мулов. По соседству я тоже не нашёл так необходимых мне лошадей. Ничего не оставалось делать, как только ждать, пока отдохнут наши животные, поэтому мы задержались здесь до полуночи. В час ночи мы снова пустились в путь, но недостаточный отдых привёл к тому, что сорок миль до Ардистана заняли шестнадцать часов! И даже чуть больше! Утешало одно – во времена Джозафа Барбаро в XV веке, этот путь занимал два дня, ибо он говорит: «от Наистана на расстоянии двух дней пути стоит город Ардистан» (ed. Hakluyt, 49. 83).

Ардистан – это процветающий город, изобилующий ручьями и садами, насчитывающий около двенадцати тысяч жителей, что значительно больше, чем население, проживающее здесь в пятнадцатом столетии по описанию Джозафа Барбаро, который называет Ардистан маленьким городом с пятью домами.
Красивое описание города приводит в десятом веке Мокаддаси (Макдаси): «В Ардистане большую часть города занимает пустыня (cf. Sykes, op. cit. p. 157). Но вопреки природе здесь он хорошо населён, в нём прекрасные базары и многочисленные мечети. В городе много мудрецов и учёных мужчин, получающих образование в медресе. Регион Ардистана славится производством белой муки, откуда и получил своё название (ard – белая мука, stan – место)» (Mokaddasi, ed. De Goeje, Bibl. Geog. Arab. 3. 390). В отличие от похвального отзыва об Ардистане Мокаддаси, приведу цитату персидского писателя семнадцатого века Садик Исфахани (p. 62), который сообщает, что «люди этого места, говорят, склонны к чрезмерному гневу и насилию».

Исторически это место представляет значительный интерес для студента, изучающего зороастризм, так как здесь собрано много старинной литературы, изданной древними мусульманскими авторами. Например, Ибн Ростан (900) говорит об Ардистане как о прекрасном городе и рассказывает, что Ануширван (сасанидский царь Хосров I, 531-579 год нашей эры) родился именно здесь (Ibn Rostah, ed. De Goeje, 7. 153, 275).
Истахри (951) описывает увиденное так: «город Ардистан окружён стеной, каждый квартал которого представляет собой отдельное укрепление. Здесь оставили свои следы древние зороастрийские маги, самый известный из которых это Ануширван Хосров I. Под землёй города выстроен прекрасно укреплённый акведук. Люди города хорошо образованы, знакомы с древней культурой и письменностью, они обладают знаниями об исламской традиции» (Istakhri, ed. De Goeje, Bibl. Geog. Arab. 1. 202, n. 1).

Мустауфи (1340) говорит, что «Исфендияр (сын царя Виштаспы, покровителя Заратуштры) построил в Ардистане храм Огня, который пользовался большой известностью во времена идолопоклонства и привлекал много паломников» (Mustaufi, Nuzhat al-Kulub, cited by Barbier de Meynard, Diet. geog. p. 22, n. 1; cf. also Le Strange, JRAS. 1902, p. 243). Якут аль Хамави более красочно описывает Ардистан, рассказывая о сводчатых крышах Ардистана и его прекрасных садах, рассказывая о выдающихся людях, родившихся или живущих здесь (Yakut, pp. 22-23).
Название города Ардистан доказывает древность места, потому что ardastana, или точнее ardastаna аthangaina было обозначением каменного строения во времена Ахеменидов, так, например, назывались окна во дворце Дария в Персеполе.

Когда я прогуливался вдоль реки, то обнаружил следы удивительно устроенных в древности водоканалов, о которых упоминал Истахри. Городок расположился между рядами садовых деревьев, цветущих в эти весенние дни полным цветом, эти сады зеленеют здесь со времён Якута аль Хамави.
Тщательное изучение древних источников, доподлинно даст больше информации и о храме Огня, и о Исфендияре. Ардистан необходимо добавить в список мест для проведения археологических исследований. Но, к сожалению, в момент своего приезда в Ардистан всё свободное время я посвятил поиску свежих лошадей для своего каравана и был далёк от решения вопросов археологии. Я был вынужден направить свои шаги в сторону телеграфной станции, которая расположилась в прекрасном саду, усаженном цветущими фруктовыми деревьями, её возглавлял персидский телеграфист.

Хотя он не смог предоставить мне пост-эстафету, он любезно предложил свою лошадь в моё распоряжение и обеспечил мулами. Мой караван был готов отправиться в дальнейшую дорогу в полночь, кроме того, я заранее отправил сообщение, чтобы свежие лошади встречали меня в Халатабаде на другой день. Когда я собрался уходить, прискакал на почту посыльный, похожий на воина, вооружённого на войну. Он восседал на прекрасном коне, с винтовкой через плечо и двумя огромными пистолетами в кобуре по обе стороны седла. Я решил попросить его лошадь для своего каравана, но следующее его поручение было срочным, и он помчался дальше вперед по равнине, оставив нас наблюдать закат.

После четырёх часов сна я подал сигнал в 1.15 утра и мой караван из мулов и лошади тронулся в путь, остальная компания из полудюжины ослов, нагруженных походными вещами, медленно двинулась по равнине, приближаясь к пустыне. Наш ход был неспешно черепашьим, но я уже привык дремать в седле, просыпаясь время от времени, чтобы следить за положением звезды, указывающей дорогу. Дремать в тёплые предутренние часы было особенно приятно, до тех пор, пока яркие тона рассвета не ознаменовывали день вспышкой солнечного света. Вперёд сквозь песок тащилась наша маленькая кавалькада до тех пор, пока не настало время обычное для завтрака в Америке.

После шестичасового пребывания в седле мы приблизились к небольшому городу Магар, расположившегося на краю пустыни. Рядом с городом зеленели богатые хлебные поля, на которых крестьяне уже собирали первые созревшие колоски. Они работали персидским серпом, который изгибается гораздо дальше, создавая более удлинённый полукруг, чем у нас, так что его лезвие напоминает огромный стальной крюк. Используя его, крестьянин приседает к земле на восточный манер, собирает охапку высокого ячменя одной рукой, а другой ловко режет его, и потом складывает в аккуратный сноп.

Через пустыню в Халатабад

Пока мы ехали по пустыне от Магара в Халатабад нас опаляли лучи безжалостного солнца, его обжигающее тепло проникало даже сквозь белую хлопчатобумажную накидку, которую я набрасывал на себя, чтобы уберечь кожу. Протяженность пустыни показалась мне бесконечной при нашем медленном темпе следования. Песок слепил, отражая солнечный свет, в некоторых местах он был как будто инкрустирован соляным покрытием, очень похожим на лёд или снег. Время от времени мы сталкивались с рядом необычных песчаных холмов, которые выглядели так, будто под поверхностью земли роется гигантский крот. Эти высокогорные курганы, которые являются привычным зрелищем в засушливых районах Персии, сложенны из выброшенного песка вокруг устья kanats – глубоких колодцев, вырытых с небольшими интервалами и соединёнными последовательностью подземных тоннелей, несущих воду на несколько километров, орошая песчаные земли.

Везде, где собиралась влага и испарялась под солнцем, песок превращался в огромные лепёшки, похожие на глину, сквозь трещины которой сновали мириады ящериц. Каждый намёк на влажность в пустыне рождал миражи настолько обманчивые, что часто невозможно было понять, на что мы смотрим всего в нескольких футах от нас, на небольшое озеро или на обманчивый песок. Бесконечные просторы песка навевали мысль об их нескончаемости. Время от времени я старался разнообразить обстановку, давая свою лошадь Сафару и беря одного из мулов каравана. Мне попался зверь с независимым характером, он довольно бодро скакал, но имел провоцирующую привычку ложиться на песок в самые неожиданные моменты. К Халатабаду мы приблизились после четырнадцати часов путешествия, и обнаружили, к нашей радости, что лошади chapar прибыли.

Базар Кашана

После часового отдыха я снова прыгнул в седло, чтобы с новыми силами продолжить путешествие. Такой вид передвижения стал одним из самых острых наслаждений, которые я испытал в Персии. Лошадь, предоставленная мне, была великолепным грациозным и выносливым животным. Это был один из трёх скакунов, который оказался самым прекрасным из тех, что я сменил после Урумии, хотя всего мне удалось объездить около пятидесяти лошадей, но эти три были самыми запоминающимися. Сегодняшний конь не привык к западным удилам, он, конечно, взял их в зубы, но сразу поскакал со всей прыти в пустыню и бежал со мной почти три мили до тех пор, пока я смог, наконец, его утихомирить. По равнине веял тихий ветерок, строптивый характер коня мне импонировал, его скорость восхищала после ползущего темпа, в котором мы ехали весь день.

Снова и снова он стремился освободиться от управления и становился неуправляемым, убегая далеко вперёд, оставляя остальных так далеко позади, что мне приходилось скакать назад снова, из страха потерять слуг и свой караван. После трёх часов этого бодрящего вида спорта, которым наслаждалась мой конь, он внезапно встала на дыбы, испуганный стадом овец, бегущих в замешательстве перед приближающейся грозой к ближайшему жилищу. Для меня этот испуг лошади стал хорошей тренировкой умению удержаться в седле и не быть сброшенным на землю. Мы галопом на полной скорости подскакали к bala khanah – новому месту отдыха в пригороде Абузаидабада, вовремя скрывшись под покровом от сильного ливня, стеной ставшим вокруг нашего пристанища.

Кашан

День сложился прекрасно, путь, который обычно занимает четыре дня, был преодолён в течение семнадцати часов одних суток. Однако, мой сильный конь, заплатил усталостью за свою скорость, его приподнятое настроение исчезло. На следующее утро остатки утомления сделали его послушным. Через некоторое время, мы уже увидели голубые купола мечетей в Кашане, которые переливались под лучами солнца над песчаной равниной. Кашан стоит в окружении гор и холмов с юга, запада и северо-запада, но с востока он открыт равнине. Число жителей около семидесяти тысяч человек. В городе нет высоких зданий, характерные персидские глинобитные крыши домов перемежаются со сводчатыми куполами мечетей, медресе и с высокими минаретами, высотой более ста футов, которые издалека выглядят словно современные заводы с трубой. Одна из башен минарета Зеин ад-Дина немного накренилась, Курзон сравнивает её со знаменитой Пизанской башней Италии (Curzon, Persia, 2. 12-16). Изображение этой башни можно найти у Дж. Дьёлафуа (J. Dieulafoy, La Perse, p. 198, Paris, 1887; see also Landor, Across Coveted Lands, 1. 263; Houtum-Schindler, Eastern Persian Irak, pp. 109-118, London, 1897).

История Кашана, как и история города Кум, соперничающего с ним, окутана мраком тайны. Фирдоуси предполагает, что он существовал во времена Кей Хосрова, легендарного царя, который правил около восьмого века до христианской эпохи, ибо великий воин Камюс часто упоминается как герой Кашана (Firdausi, Shah Namah, ed. Vullers-Landauer, 2. 870, 918, etc., и в переводе Mohl, 3. 1, 58, 97, etc.).
Персидская история также отмечает, что Кашан и Кум предоставили около двадцати тысяч человек в армию, которая потерпела поражение в сражении против халифа Омара во время арабского завоевания (see Ouseley, Travels in Persia, 3. 3, n. 3, and 3.100). Оселей цитирует «книгу завоеваний», хронику истории (tarikh) Ибн Аасима Куфы, который жил в восьмом веке нашей эры.

Современные исследования приписывают основание города Зобейдан, жене Гаруна аль-Рашида (800 г. до н.э.), но, как и в случае с Тебризом, это может быть заблуждением. Хотя Зобейда, возможно, восстанавливала город. Краткий, но интересный рассказ Мустауфи о городе Кашан, который был написан около 1340 года н. э., основан на более древних источниках: «этот город был построен Зобейдой, женой Гаруна аль-Рашида. Жара здесь летом стоит неумолимая, но зимой очень приятно дышать и прогуливаться не спеша. Воды здесь немного, вся она сосредоточена в резервуарах соседнего города Финн, которые подпитываются водами Кух Руда. Финн расположен на горных склонах примерно в пяти милях к юго-западу от Кашана.

Его сады и рощи, хорошо снабжённые водой, когда-то были любимым местом отдыха персидских царей, включая шаха Аббаса и Фатх Али Шаха (see Curzon, Persia, 2. 12; Landor, Across Coveted Lands, I. 265-266). Местные жители собирают в цистерны драгоценную дождевую воду. Жители Кашана умны и практичны, они хорошо образованы и принадлежат к шиитской секте мусульманской веры; но жители восемнадцати окружных деревень, напротив, являются суннитами. В Кашане выращивают большие урожаи дыни и инжира» (Mustaufi, cited by Barbier de Mey nard, Dict. geog. p. 434, n. 1).

Европейский путешественник Джозеф Барбара, столетием позже, говорит о городе Кашан: «Город красив и полон жителей, которые настроены дружелюбно и приветливо. Особенно много людей собирается у лавочек базара. Они встречаются, обсуждают новости, громко говорят. Вокруг Кашана расположилось множество небольших деревушек» (Josafa Barbaro, Travels, 49. 73). Барбара некоторое время жил в Кашане, и здесь его посетил земляк Контарини, итальянский путешественник, прибывший в город 25 октября 1474 года. Контарини больше понравился Кум (Комо), чем Кашан, он назвал его более красивым городом (Contarini, Travels, 49).

Все современные путешественники говорят об очень жарком климате этого места, и каждый из них говорит о том, что город известен тремя вещами: производством фарфоровой плитки, латунной работой и шёлком. Ещё в городе множество чёрных скорпионов, которых очень боятся местные жители. Этой трусостью их попрекают другие персы (see Sykes, Ten Thousand Miles in Persia, p. 158). А я был рад тому, что у меня не появилась возможность наблюдать ни это качество характера местных жителей, ни самих скорпионов. Наоборот, мне посчастливилось увидеть здесь разнообразные шелка, образцы которого принёс торговец. Шёлк был прекрасного качества и разнообразной яркой расцветки. Торговец энергично расхваливал свою продукцию и со всей предприимчивостью старался продать мне предлагаемый товар.

Деловой дух и энергия кашанцев славится в веках (see Barbier de Meynard, Dict. geog. p. 434, n. 1). Что касается скорпионов, то я видел некоторые грозные экземпляры, но только в коллекции, которую собирал местный управляющий телеграфом.
Было немного жаль, что во время моей короткой остановки в Кашане я не знал о легенде, которая связывает этот город с тремя волхвами востока, теми, кто отправились в Иерусалим поклоняться младенцу Христу. Известный факт, что большинство отцов церкви сходятся во мнении о Персии, как о родине этих мудрецов, но их конкретное место рождения не определено до настоящего времени (see my article in JAOS. 26. 79-83).

Итальянский путешественник Марко Поло (1272) и венецианский посланник Одорик Порденоне, которые пересекли этот маршрут, последний около 1320 года, рассказывают об устоявшейся традиции, которая каждого из трёх мудрецов приписывает к определённым городам (see Odoric de Pordenone, ed. Cordier, p. 41, Paris, 1891). Одорик пишет, что Кашан, или «Касан», как он его называет, был городом трёх царей и что они отправились отсюда в Иерусалим, куда добрались с Божественной помощью за тринадцать дней.

Привожу рассказ Одорика де Порденоне: «В течение нескольких дней три мудреца плыли по морю, чтобы преподнести дары новорожденному младенцу Христу в Иерусалиме, ведомые божественной и нечеловеческой добродетелью».
Согласно легенде, данной Марко Поло, двое из царей пришли из «Саба» (Савах) и «Ава» (Sykes, Ten Thousand Miles, p. 264), оба расположены в пятидесяти милях к юго-западу от Тегерана, а третий, говорят, прибыл из «места трёхдневного путешествия от Авах». Марко Поло утверждает, что он нашёл эту деревню, название её «Гала Атаперистан (т. е. Kal'ah-i Atashparastan), другими словами можно перевести: «Крепость Огнепоклонников». Это название справедливо, потому что люди там почитают огонь».

В статье, озаглавленной «Маги Марко Поло» (The Magi in Marco Polo), я привёл различные причины для идентификации так называемой «Крепости Огнепоклонников» в городе Кашан, которую упоминает Одорик. Или эта небольшая деревушка в окрестностях Кашана. Единственным препятствием в данной гипотезе является город Наин, в котором стоит замок габаров, о котором я говорил выше (See my article, The Magi in Marco Polo, JAOS. 26. 79-83, and cf. Marquart, Untersuchungen zur Geschichte von Eran, 2. 1-19, Leipzig, 1905).

Я хотел бы успеть посетить Габарабад, пустынный город на исфаханской дороге примерно в двадцати милях от Кашана. Его название ("Город Габар") показывает, что когда-то здесь было поселение огнепоклонников, мне ещё предстоит увидеть его окрестности и величественные руины (Cf. Bishop, Journeys in Persia, 1. 232).
Сегодня в Кашане есть только несколько зороастрийцев, около сорока пяти из них занимаются бизнесом в этом городе. Большая часть моего краткого пребывания в Кашане была занята покупкой предметов, которые мне понадобятся в дороге, и в обеспечении какого-нибудь транспортного средства для дальнейшей дороги по направлению в город Кум. До Кашана я ехал непрерывно в течение нескольких недель, очень устал и хотел приобрести какую-нибудь арбу или телегу, или коляску на колёсах.

С помощью управляющего станцией телеграфа мне удалось нанять громоздкую телегу, у которой не было пружин, но, по крайней мере, на неё можно было прилечь во время путешествия. В неё нужно было запрячь четыре лошади, и мы несколько часов ловили их по ближайшим равнинам, где они паслись. Поэтому к городу Кум мы подъехали уже ближе к ночи и проходили через его базары и магазины, когда они спешили закончить рабочий день и закрыться на ночной отдых.

Город Кум

Кум меньше всего славится своими мечетями, минаретами и медресе. Больше всего он известен местными захоронениями великих людей прошлого. Это второй город Персии после Мешада, в котором расположено большое количество мавзолеев и гробниц. Его особая святость обусловлена тем, что он является гордым обладателем святилища Фатимы, сестры Имама Реза, восьмого имама. Она была похоронена здесь в 816 году нашей эры, и ей оказаны такие почести, которые редко оказываются женщине в мусульманстве.
Цари выбрали город в качестве последнего пристанища для своих мощей. Прах великого монарха каджаров Фатх Али Шаха находится в городе среди захоронений персидских правителей.

Захоронение возле святилища Фатимы на самом деле является пропуском прямо на небеса, именно поэтому здесь так много людей хотели закончить свой путь. Но, несмотря на это, Куму тяжело соперничать с Кербелами и Мешадом в этом отношении (Houtura-Schindler, Eastern Persian Irak, pp. 66-77, London, 1897).
Город особенно не привлекал и не интересовал меня в вопросах, которым я бы хотел посвятить больше времени, поэтому я не стал здесь задерживаться больше, чем того требовал отдых. Гостиница, mahman-khanah, в которой я остановился, говорила о том, что мы приближаемся к более цивилизованному региону. В моём номере была большая веранда, меблированная спальня со столом и кроватью, и кухня, где я нашёл кастрюлю, в которой сразу провёл эксперимент по приготовлению омлета и достиг прекрасного и аппетитного результата.

Моё самое яркое впечатление от mahman-khanah, вопреки всей близости к европейскому комфорту, связано с моим первым знакомством со вкусом напитка под названием арак. Мне понадобился спиртной напиток в лечебных целях, который удалось раздобыть только на базаре. Этим напитком оказался арак, его вкус напоминал сочетание джина, виски и … мебельного лака! Никогда не хотелось бы вновь попробовать напиток этой марки!

Чтобы доехать до Тегерана, я проявил заметное усердие для покупки какой-нибудь телеги, которая могла бы заменить мою развалюху. Я потратил на поиски весь день и был несказанно счастлив «удачной» замене. В полночь, когда наш караван снова двинулся в путь, я осмелился обновить покупку. Это тоже была телега не первой свежести, она так громко грохотала, двигаясь по улицам города, что казалось, разбудит всю округу. Телега угрожала каждую минуту развалиться на куски, но полагаю, заслуживала особого уважения из-за своего древнего возраста. Несмотря на все неудобства моего стеснённого положения, и удручающе сырой дождливой погоды, мне удалось заснуть, большую часть пути я проспал. Прошло около двадцати часов, пока на горизонте не показался Тегеран. Семидневное путешествие из Йазда до столицы закончилось.