УЧЕНИЕ ЗЕРВАНИЗМА В ИРАНЕ В ЭПОХУ САСАНИДОВ

Опубликовано star72 -


Печатается в сокращении по изданию: Хушанг Доулат-Абади «След Зервана, бога судьбы и предопределения». — Тегеран: «Нашр нэй», 1379 (2000). Перевод с фарси Бобрицкой Т. Ч. под редакцией Малаховой Н. M. (2003). На русском языке книга не издавалась

После овладения Ашканидами (парфянами) Ардашир Бабакан и сопровождавшие его мобады приняли решение возвысить основанную на зороастрийских принципах религиозную власть, но на их пути существовало два важных препятствия.
Первой проблемой было то, что Авеста и другие зороастрийские тексты в результате многочисленных переписываний и доработок утратили свою однородность и оказались разбросанными по частям по разным уголкам Ирана и находились в руках мобадов, которые считали себя наследниками и хранителями этой религии. Для решения проблемы преодоления разрозненности учения Тансар, мобад мобадов Ардашира, собрал из разных мест Ирана все существующие копии Авесты, и сравнив тексты, написал единый текст небесной книги. Но, конечно, и он сам и его помощники в собирании и переписывании этих текстов не удержались ни от их исправлений, ни от опускания того, что не сходилось с их собственными убеждениями. И как свидетельствуют дошедшие до нас источники, особенно были изменены тексты, связанные с Зерваном и зерванитской мистерией сотворения, которые вообще были переданы искаженными и противоречивыми.
Второй проблемой Ардашира и его мобадов были слова пророка о том, что через тысячу лет после его смерти религия пострадает от смертоносного нападения, или как пишется в «Занд и Хуман-ясне»: «В тот самый ужасный момент из яиц вылупятся сто и тысячу, и десять тысяч лохматых дивов. Эта нечисть придет из Хорасана в Иран-шахр, они будут идти под флагом, у них будет черная упряжка и взлохмаченные волосы на загривке, и будут они из самой низкой расы и врагов Зартошта, и в большинстве наемные». («Занд и Хуман-ясна» Переводчик: Садэг Хедаят. Издание третье. – Тегеран «Амир-Кабир». 1342)
Предостережение, о котором оповестил Ахура-Мазда, накрепко засело в памяти благоверных, и они ожидали скорое приближение этого ужасного события. В таких условиях не стало удивительным то, что само восстание Ардашира против Ашканидского зороастрийского правителя было интерпретировано как преддверие беды. Некая группа людей, возможно, по подстрекательству мобадов, которые с распадом Ашканиадского государства утратили свой бывший статус, не обратила внимания ни на то, что волосы Ардашира не были взлохмачены, ни на расстояние между Истахром и Хорасаном, и подняла восстание против недавно образованного Сасанидсксого государства.
Ардашир и его мобады с целью устранения этого событий внесли изменения в историю. Проявив предусмотрительноость они сократили период времени между смертью Зартошта и шахом Ардаширом II. Ведь если бы они захотели увеличить этот период и сделать его больше тысячелетия, то перед богочестивым народом встал бы вопрос, почему «лохматые не пришли точно через тысячу лет и не разрушили религию и мир»? Среди произведенных в истории изменении было укорочение продолжительности Ашканидского султаната. И возможно, с некоторым пессимизмом можно сказать о том, что как пробелы, так и неразбериха между ненаписанной историей и официально собранной историей Ирана были намеренно внесены в это самое время.
Что касается религиозных проблем, то главной из них для мобадов Ардашира, без сомнения, было отношение к зерванитским верованиям. В восьмой главе этой книги мы видели что мобад мобадов Ардашира - Тансар, собравший Авесту и постигший вершины религиозной власти, по идее должен был бы акцентироваться на свободе и воле человека, его независимости от силы судьбы, но Тансар находился под влиянием веры во Время, равно оценивая как усердие, так и судьбу.

После его преемника - Картира, мобада мобадов Шапура I и четырех падишахов после него, осталось два источника в обоих из которых без упоминания имени указывается на зерванитские верования. Картир отдал приказ, чтобы религиозные принципы в виде письма высекли на камне в Накше-Раджаб. На этом камне написано предупреждение для людей о том что «...рай и ад существуют, и всякий, кто добродетелен, пойдет в рай, и каждый злодей упадет в ад, и те, чье поведение соответствует религии, будет иметь доброе имя и блага в этом мире и опасение в мире загробном...». Прежде чем узнать, к кому была обращена данная речь, мы должны познакомиться с другим письмом этого высокопоставленного духовного лица в зороастрийском каабе («святилище»). В этом письме Картир сначала рассказывает о делах правителей и своих собственных достижениях, а во время перечисления СВОИХ заслуг в деле распространения религии зороастризма называет имена побежденных им врагов религии. Он говорит что преследовались и были подавлены иудеи и буддисты, последователи брахманов, две секты христиан, манихеи и зэндигхи (еретики, безбожники, сторонники дуализма). Среди этих перечисленных врагов религии в жизнь после смерти и в существование ада и рая верили все, кроме зэндигхов, то есть «потерявших путь», не имевших подобных убеждений о загробной жизни. Таким образом, теми косвенными зрителями письма в Нагше-Раджаб, которые должны были узнать о существовании рая и ада, не могли быть никто, кроме как зерваниты.
Заслуживающий внимания момент: за тысячу с лишним лет до Картира зерванитский падишах Средней Азии и Китая Арджасб в своем письме Гоштасбу написал (а мы прочли его слова в «Шахнаме» Фирдоуси) о том, чтобы иранский шах воздержался от принятия Зартошта и его благой вести о существовании рая и ада; по прошествии лет очередь написания письма перешла к Сасанидскому мобаду мобадов, и письмо это было о том, чтобы тот предостерег зерванитов и сказал, что рай и ад все-таки существуют!
Государственные духовные мужи Сасанидов, конечно же, не ограничивались лишь предостережениями, а, насколько им хватило сил, старались стереть зерванитские темы из своих религиозных текстов. И в этом плане их успех по воссозданию Авесты оказался абсолютным - таким, что кроме небольшого упоминания в 13-м и 16-м пунктах 19-й главы Вендидада, да и то вместе со всеми небесными Изедами, от Бескрайнего Времени (Зервана) не осталось и следа. Однако этим цензорам не удалось исключить зерванитские верования из других книг, которые все вместе носят название «Пехлевийских рассказов». Такие книги, как Бундахишн, Задэспарам и | Мину-Хэрад, написанные в I—II веках после прихода ислама на основании существовавших в Сасанидскую эпоху повествований, в большей степени имеют именно зерванитское содержание. А Бундахишн, который должен был стать зороастрийской историей сотворения, как мы уже видели, на практике является описанием зерванитского сотворения.
Все ученые, проводившие исследования религиозных верований иранского народа в Сасанидскую эпоху, убеждены в том, что многие люди на этой территории в эту эпоху были последователями зерванизма, и если между ними и возникали разногласия, то это скорее касалось религиозных убеждений падишахов. Кристенсен считает всех Сасанидских падишахов зерванитами, госпожа Мери Бойс считает всех зороастрийцами, а Зенер убежден в том, что эти цари поочередно были зороастрийцами и зерванитами.
Для того чтобы усладить наш спор, мы вместо ответа на вопрос, почему все эти исследователи имеют столь разные мнения, расскажем о визире Бозорг-Мехре, который согласно существующим свидетельствам был абсолютным зерванитом. И, исходя из того, что во времена одного из самых строгих зороастрийских правителей человек с зерванитскими убеждениями мог достичь столь высокого ранга, можно сделать вывод о том, что в период Сасанидов большое количество иранского населения было сторонником зерванизма.

Начало и конец истории визиря Бозорг-Мехра похожи на рассказ, специально созданный для описания могущества судьбы. Падишах Ануширван видит сон, который не могут объяснить его толкователи сновидений. Тогда падишах в поисках того, кто смог бы объяснить его сон, посылает несколько человек из своих уполномоченных на все четыре стороны своей обширной земли. Один из этих посланных в Марве сталкивается с мобадом, который обучает детей Занду и Авесте, и спрашивает его о сне падишаха. Очень молодой человек заявляет, что знает толкование этого сна, но готов рассказать его лишь самому падишаху.
Таким способом малолетний Бозорг-Мехр попадает в царский дворец, и когда доказывается правильность его толкования, он становится приближенным царя. В молодости он обучается наукам того времени и даже превосходит своих учителей. На увеселительных собраниях Ануширвана он беседует с мобадами и учеными, дает им исчерпывающие ответы и в результате такой демонстрации своего искусства становится лицом, приближенным к падишаху, а затем и его визирем.
Однако по прошествии времени и после больших заслуг Бозорг-Мехр неожиданно лишается внимания. Шах, назвав причину — пропажу драгоценного камня, бросает его в тюрьму. После этого происшествия мы вновь встречаем Бозорг-Мехра тогда, когда он с глазами, выколотыми спицами вызывается к престолу Хосро Справедливого для того, чтобы разгадать тайну игры шатрандж (шахматы) индийцев, а также для того, чтобы изобрести другую игру (нарды) и послать их в Индию, показав тем самым умственное превосходство иранцев.
Из первой части жизни Бозорг-Мехра можно понять, что он принадлежал к классу «великих», то есть мобадов, так как в то время другие классы общества не имели права обучаться грамоте. Из грустного конца этой истории можно сделать вывод о том, что с течением времени между шахом и визирем возникли огромные разногласия, и справедливый царь увидел необходимость убрать Бозорг-Мехра со своего пути. Но то, как Ануширван повел себя с ним, показывает, что он не считал убийство Бозорг-Мехра решением проблемы, он хотел разбить его дух и верования.
Бейхаги пишет: «...Бозорг-Мехр отказался от религии зороастрийцев. Эту новость донесли царю Ануширвану. Царь написал письмо своему уполномоченному и приказал, чтобы Бозорг-Мехра в тяжелых цепях и кандалах привели ко двору.
Когда его привели, царь сказал: «Эй, Бозорг-Мехр, что осталось от того положения, которое ты не по моей милости, а сам приобрел, стал визирем и вел дела государства. Почему ты отказался от религии своих отцов? Ты был «мудрецом Времени». Почему ты сказал народу, что этот падишах, армия и крестьяне не на правильном пути? Твоим намерением было настроить против меня все царство, важных людей и простой народ, чтобы они прогнали меня? Я буду убивать тебя так, как до сих пор не убивали ни одного грешника, потому что ты совершил большой грех. Но если ты раскаешься и вернешься к религии отцов и дедов, будешь помилован, потому что жаль убивать мудреца, равного которому нет».

Бозорг-Мехр сказал: «Да будет долгой жизнь правителя! Меня люди называют «знающим» и «мудрецом Времени». Поэтому, если я выбрался из темноты к свету, то не вернусь в темноту, ибо тогда буду незнающим глупцом». Царь сказал: «Прикажу, чтобы тебе отрубили голову». Бозорг-Мехр: «Судья, к которому я пойду, справедлив, ему не нужен свидетель, он будет мучить тебя и заберет от тебя свою милость».
Царь так разгневался, как до сих пор еще не гневался, и скачал: «Задержите его, и я скажу, что с HИM сделать». Когда его гнев утих, он сказал: «Жаль его убивать. И приказал, чтобы его посадили в дом, тесный как могила, заковали в железо, одели в колючую шерсть и давали ему каждый день два ржаных хлебца, горсть соли и кувшин води. И назначил близких к себе людей, которые должны были считать его вздохи и доносить царю...».
(Бейхаги, Абуль Фазль Мохаммад ибн Хосейн «Истодя Бейхаги». Под исправлением доктора Али Акбар Файяз. Печать университета Макала. 1350.)

По словам Бейхаги, эта война нервов лилась долгие годы, и никто не услышал от Бозорг-Мехра ни одной жалобы. Его лицо было цветущим, а его тело было сильным. Он говорил, что нашел тайну здоровья тела и души терпении и принятии судьбы.
Получить информацию о религии, которой следовал Бозорг-Мехр, не представляет труда, о ее природе можно узнать из его речей. На первой встрече с Ануширваном он говорит:
Если бы наша жизнь была очень долгой,
Мы бы очень привязались к этому миру.
Могуч всякий, с кем нет Аза,
Блажен тот, в делах которого Аз — не участник.
Сильным стал тот, кто стал довольным (кто доволен),
От него отстал Аз и недуг
.
На этой же встрече после поругания Аза он со всей прямотой приписывает все плохие дела в Mиpe поведению самого человека и говорит:
Всякий, кто сделал плохое дело,
Пусть знает, что это от его плохой судьбы.

Не стоит напоминать о том, что зороастрийцы приписывают все блага Ахура-Мазде, а все зло - Ахиману, и для них подобные речи являются совершенным безбожием.
На второй встрече мобады спрашивают его о шансе и судьбе. В зороастрийской религии человек волен и действенен, он не принимает судьбу и предопределение. Ответ Бозорг-Мехра прямо противоположен этим принципам. Он говорит:
Так ответил ему: «Ищущий человек
Благороден, он работает день и ночь.
С трудом приходит ему в руки хлеб,
В его ручейке вода течет медленно.
Другой, лодырь и неумеха, спит на ложе судьбы,
И все плоды сами падают к нему с дерева.
Такая традиция у судьбы и предопределения
— Своими стараниями не получишь даров»
.
Во время второго собрания Бозорг-Мехр говорит о том, что если кто-то заметит в себе порок, должен обратиться к своей вере и религии:
Сказал так: «Тот, кто увидит недостаток своего характера,
Пусть повернется в сторону веры и религии».
В течение семи встреч с Ануширваном Бозорг-Мехр произносит свои речи об отказе от мира и необходимости смирения с судьбой, всякий раз заслуживая похвалу Ануширвана. Это говорит о том, что в какой-то период своего правления Ануширван не считал слова, не связанные с зороастрийскими убеждениями, недостойными. Но такое согласие было не долгим. Царь, со временем достигнув могущества, сосредоточил в своих руках и религиозную власть. Когда Ануширван победил падишаха Китая и в разгаре своего могущества вернулся в Тисфун, отношения между шахом и Бозорг-Мехром были таковыми, что Бозорг-Мехр был вынужден написать и оставить у казначея завещание, чтобы тот после смерти Бозорг-Мехра отдал это завещание шаху.
В завещании Бозорг-Мехр по одной перечисляет все победы Ануширвана и в конце пишет:
Если услышит, что ветер ищет его,
То в мире уже никто не вспомнит его.

Фраза «искание ветра» является тем самым зерванитским убеждением, согласно которому, когда наступает время смерти Вайю, или Ветер, подхватывает человека, и Зерван ломает его кости.
На последней встрече с Ануширваном Бозорг-Мехр опять же воздерживает шаха от мирских желаний, называет имена десяти дивов, и в ответ на вопрос шаха о том, который из них самый злой, говорит:
Таким дал ответ царю: «Аз
С давних пор был злым и жестоким дивом,
Коего никогда нельзя увидеть довольным,
И кой всегда готов брать еще.

Помимо информации из «Шахнаме» от Бозорг-Мехра осталось еще одно письмо, которое по приказу Ануширвана было включено Борзуе Габибом в книгу «Калиле и Дэмнэ» в виде одной главы. («Калиле и Дэмнэ» по документации Абдольазима Гариб. — Тегеран: «Эльми».)

Этот текст даже после многочисленных изменений в ходе перевода все же остается зеркалом зерванитских убеждений. Конечно, в связи с изменением языка на более распространенный вместо имени Аз были употреблены слова «зло», «страсть», «вожделение» и «алчность», но содержание осталось прежним. Оно заключается в том, что блага мира подобны быстрому и преходящему свету молнии, и мудрый человек должен отказаться от страстей и отдаться на волю судьбы, чтобы остаться нетронутым, и тем самым обрести чистоту существа.
Чуть раньше в этой же главе мы сказали о том, что индийский падишах прислал в Иран шахматы, а Бозорг-Мехр изобрел нарды и послал их индийскому шаху, чтобы доказать превосходство ума иранцев. В этой вызывающей гордость истории, рассказанной Фирдоуси в «Шахнаме», слишком мало внимания было уделено важности и глубине этих двух игр. Согласимся, что шахматы не настолько просты, чтобы даже такой ученый, как Бозорг-Мехр, смог обучиться им в течение двух игр и выиграть у индийских посланцев, которые, естественно, были мастерами в этой игре. Также и нарды не настолько примитивная игра, чтобы можно было выдумать ее за одну ночь. Нарды, в отличие от обыденного представления, далеко не заурядное и недалекое развлечение, а подобно осторлабу ( В переводе с фарси «осторлаб» означает астролябия (уст.)., являются инструментом предсказания, и это иранцы знали с древности.
Масуди в книге «Мораввэдж-ал-захаб» («Покровитель золота») пишет: «Во время падишаха Бахбуда в Индии были построены нарды, эта игра распространилась, ее сделали моделью мира, в котором удача не зависит от ума и смекалки и нельзя иметь много благ, если ты подчиненный...» ( Масуди Абульхасан ибн Хосейн «Мораввэдж-ал-захаб». Том 1. - Тегеран: Организация научного и культурного издательства. 1350.)
.
В продолжение этой же темы Масуди пишет: «Говорят, что первым, кто построил нарды и сыграл в них, был Ардашир Бабакан, и таким образом, он сделал модель мира, то есть показал, как мир изменчив, и все живое в мире является лишь игрушкой. Он сделал дома нардов по количеству месяцев в году - двенадцать, а фишки сделал моделью судьбы, играющей с людьми».
Эти письмена Масуди, великого летописца, невнятны и, возможно, немного запутаны. Во-первых, Бахбуд - это тот самый индийский падишах, который послал Ануширвану шахматы - игру человеческой силы и воли, поэтому нельзя легко поверить в то, что такой правитель полюбит нарды игру в случай и судьбу. Во-вторых, Сасанидский падишах Ардашир был верующим зороастрийцем, который не мог пропагандировать силу судьбы, и если бы он и имел достаточно ума, чтобы придумать нарды, то мобад Тансар не позволил бы падишаху разрушить зороастрийские принципы веры!( Примечание Редактора: Позволим себе не согласиться с автором книги, потому что Тансар не отрицал роль судьбы в жизни человека, наоборот, говорил о ее существовании, как и о необходимости усердия на пути осуществления своей судьбы (цитата в предыдущей статье). Не исключено также, что во времена Тансара был другой зороастризм, отличный от того, о котором говорит автор книги.)
Но вместе с тем записи Масуди интересны по двум причинам: во-первых, потому что нарды были известны с древности, а во-вторых, потому что правила этой игры согласуются с верой в силу судьбы.
Правда состоит в том, что нарды являются своеобразным инструментом для измерения судьбы и предопределения, ведь принципы игры в нарды настолько схожи с зерванитской историей сотворения и принципами о судьбе человека в этой религии, что нелегко поверить, что эту игру изобрел некто, кроме зерванитов (Хушанг Доулат-Абади «Игры в предопределение судьбы и человеческую волю». В память о докторе Махмуде Афшар Том 10 Тегеран 1377)
Количество домов - 12, что соответствует 12 зодиакальным домам (знакам, или созвездиям). Число фишек – 30, что равно числу дней в одном месяце. Цвет фишек белый и черный, являющийся символом дня и ночи бога Времени. Числа на противоположных сторонах кубика всегда в сумме составляют число 7, что является показателем числа планет. При этом любое число, которое по велению судьбы окажется наверху, является правящим, и это есть вхождение и задержка одной планеты в одном из двенадцати знаков Зодиака, которая и определяет судьбу.
Для кубика, который показывает решение судьбы и является основным предметом игры, в персидском словаре не упоминается другого значения, кроме как «каабатейн» (в арабском языке «каабат» означает «кубический»). В словаре пехлевийского языка он упоминается в таком же виде и с таким же произношением45 (Бахрам Фарахваш «Словарь пехлевийского языка». Издательство Тегеранского университета. 1358).

Однако в других языках этот «кубик» имеет и другие значения, которые являются связанными с доктриной судьбы в игре нарды. Например, англичане говорят о нардах «дайс» (dice), что родственно с персидским и пехлевийским именем кубика (в персидском языке «кубик» звучит как «тас». Слово «дайс», употребляемое всегда во множественном числе, обозначает «судьба», «шанс», а также «безрезультатная борьба», а его единственное число - «дай» (die), которое не употребляется в нардах, имеет значение «смерть» и «борьба до смерти». Слово «дес» (des) во французском языке кроме значения «кубик», означает также «начало». А немецкий «кубик», звучащий как «вурфель» (wuerfel), означает «брошенный» и «заранее определенный». Конечно, все эти сходства надо рассматривать лишь в качестве языковых аналогов, но нельзя считать их случайными...
Вывод, который можно сделать из всего вышесказанного, состоит в том, что игра в нарды, была построена на основании представлений тех, кто верил в совершенную волю судьбы. И нужно найти ответ на вопрос: если цель от создания нардов заключается лишь в испытаниях судьбы и приобретении информации о судьбе, то игра с противником, который тоже является лишь безвольной игрушкой в руках судьбы, какой имеет смысл? Ответ на этот вопрос, пожалуй, можно найти в описании, данном Амоли в своей книге «Нафаес-оль-фонун фи араес-оль-оюн» о приезде посланцев индийского падишаха ко дворцу Ануширвана и привозе шахмат.
После повтора того, что мы прочитали в «Истории Бейха-ги», Амоли в своей книге пишет: «...Бозорг-Мехр пошел домой и придумал нарды. Некоторые говорят, что нарды были и до него, но в то время был один кубик, и это была игра для одного человека («нардэ-фарэд») и с одним рядом домов. Он добавил еще один кубик и еще пять мест для размещения фишек в начале игры, существующих в настоящее время, и послал в Индию».
В словаре персидского языка пишется, что игра «нардэ-фарэд» является одним из древних видов нард и названа так в честь человека по имени Фарэд (Фарид). Но словосочетание «нардэ-фарэд» означает «нарды одного человека», а в книге «Нафаес-оль-фонун» прилагательное «фарэд» в целом означает «состоящий из игры и ряда домов». То есть в этих нардах есть только одна играющая сторона. Игрок играет на одной стороне (его невидимый противник - судьба), он по своей воле выбрасывает кубик и показывает свою волю. Из «Нафаес-оль-фонун» можно понять, что с этой игрой не все были знакомы, в том числе из присутствовавших на встрече с Хосро (Ануширваном), и никто не смог узнать в нардах (в которых Бозорг-Мехр изменил и вид, и суть игры) инструмент зерва-нитов для определения судьбы.
Бозорг-Мехр, помимо изобретения и ознакомления людей с нардами, сделал и другое дело, которое еще больше служит подтверждением его зерванитских убеждений. Согласно Рананди и его книге «Рахат-ал-садур ва Аят-ал-сарвар», которую также называют «История шатрандж», мудрому визирю Ануширвана, видимо, не понравилась свобода и вольность игры шатрандж (шахмат), и он переделал ее в игру с использованием кубика.
Согласно этому повествованию, Бозорг-Мехр построил для шахмат доску, имевшую 4 дома в ширину и 16 домов в длину. Игроки (играли с одной костью (кубиком). Когда выпадала шестерка, двигался шах, с выпадением меньших чисел по порядку двигались более мелкие фигуры, а когда, например, выпадало число один двигалась пешка. Таким образом, в «шахматах Бозорг-Мехра» иногда шах без причины вынужден был двигаться, попадая под удар, а пешка так долго ожидала становления дамкой, что другие фишки обгоняли ее.
Как видим, в эпоху Ануширвана занимаемый Бозорг-Мехром высокий пост и его несчастная судьба после разглашения его зерванитских убеждений показывают, что зерванизм во времена Хосро I не был тайным, или как говорят сегодня, «подпольным течением и религией».
Принятие этого факта вызывает вопрос: «Почему Сасанидские зороастрийские падишахи, которые убили Мани и повесили на городских воротах чучело из его кожи, набитое соломой, или тот же самый Ануширван (называемый Справедливым), который убил своего отца Гобада из-за несогласия в религиозных взглядах и построил густой сад на месте, где живьем были засыпаны в могилу Маздак и его последователи, почему эти самые Сасанидские зороастрийские падишахи так мягко обошлись с зерванитами?»

Ответ на этот внешне запутанный вопрос весьма прост: сасанидские зороастрийские падишахи были строгими и кровожадными, но они не были невеждами и хорошо знали, что во всем мире нет ни одного общества, которое бы, как зерваниты, терпело гнет и жестокость! Этот народ считал любую беду волей судьбы и принимал ее, и не существовало причины для того, чтобы зороастрийские шахи насильно навязывали им свою религию и давали им права. Наряду с тем, зерваниты были весьма многочисленны, если не сказать, представляли большинство иранского населения».
Менее чем через полстолетия после Ануширвана, когда арабы напали на иранские земли, простой иранский народ не оказал сопротивления и не отреагировал на них, как это сделали бы граждане Великой империи. И причиной этих явлений было, возможно, то, что они не чувствовали единения с Сасанидскими падишахами и их религией, а возможно, они считали нападение арабов волей судьбы и предпочли смирение сопротивлению.
О зверской реакции падишахов в отношении Мани и Маздака следует сказать то, что эти правители в обоих случаях имели веские причины. Мани проповедовал принцип двойственности света и тьмы, совершенно отрицал любовь к материальному миру, что было серьезной угрозой для зороастрийских верований, основанных на любви к этому миру. Маздак поднялся на борьбу с классовым строением общества и неравенством прав людей этих классов, в то время как классовая структура общества была главным условием устойчивости султаната зороастрийских правителей.
В зороастрийской религии существуют многочисленные свидетельства необходимости классового строения общества, но мы ограничимся лишь упоминанием об одном из этих свидетельств. Так, например, в книге Вендидад (гл. 7, п. 36—44), которая является третьей частью Авесты и книгой законов и правил, мы сталкиваемся с условиями становления врачом и зарплатой для врачей.
Зартошт спрашивает у Ахура-Мазды: «О, даритель телесного мира, те, кто являются поклонниками Мазды и хотят обучаться врачеванию, начинать ли им обучение врачеванию на зороастрийце или последователе другой религии?»
Ахура-Мазда ответил: «Перед тем, как лечить зороастрийцев, надо провести испытания на последователей другой религии. Сначала надо прооперировать одного последователя другой религии; если он умрет - другого иноверца; если и тот умрет - третьего иноверца; если он тоже умрет - то тот, кто хочет стать врачом, не достоин этого. А те, кто недостойны, не должны оперировать зороастрийцев и давать им лекарства. А если они ослушаются, то их наказание будет равно наказанию тех, кто намеренно нанес кому-то рану. Тот, кто хочет стать врачом, должен прооперировать одного иноверца; если он поправился - прооперировать другого; если и тот поправился - прооперировать третьего; и если он тоже поправился, го врач выдержал свое испытание и может врачевать, и может оперировать зороастрийца и давать ему лекарства».
В указании Ахура-Мазды устанавливается также и размер заработной платы врача. Из этого закона можно понять, насколько цена людей отличается в зависимости от их профессии и их социального положения: «Врач должен лечить мобада за одну его молитву, но без сладостей и шербета; хозяина дома должен лечить за самого мелкого четвероногого; начальника деревни - за среднего четвероногого; начальника города - за самого крупного четвероногого; а начальника провинции - за одну повозку, запряженную четырьмя животными. Оплата за лечение женщин также имеет свою особую ставку: за лечение жены хозяина дома врач должен взять одну ослицу, за лечение жены начальника деревни - одну корову, зa лечение жены начальника города — одну лошадь, а за лечение жены правителя провинции - верблюдицу».
Эти правила и суммы говорят о существовании в зороастрийском обществе религиозных классов с определенными границами. В Сасанидскую эпоху, возможно, и не было столько дивопоклонников, чтобы можно было троих из них отнести специально для врачебных испытаний, но вместо них было немало незоррастрийцев, на которых указывал Картир.

В таком обществе неизбежно будут возникать волнения, за исключением тех случаев, когда обделенные классы общества будут считать любые трудности и направленные на них гнет и несправедливость проявлением воли судьбы, принимая все происходящее со смирением и удовлетворением. В то же время не удивительно, что, по мнению Хосро Справедливого, если появляется кто-то, похожий на Маздака, и восстает для уничтожения дискриминации, то он должен быть живым отправлен в могилу, чтобы все знали свое место в общественном строе справедливой власти! Интересно, что этот справедливый правитель, по словам наемных летописцев, повесил в своем дворце на стене колокол, а цепь, соединенную с ним, перебросил через стену дворца, чтобы каждый, кто захочет пожаловаться на угнетение, позвонил в него. Конечно, грех этих «делателей истории» (летописцев) можно до некоторой степени простить, потому что они указали лишь один случай жалобы, но и он относился к одному замученному ослу, который, естественно, не осознавал своего места в обществе!
После смерти Ануширвана Сасанидская династия покатилась по склону вниз. Не известно, насколько ослабление государственной власти привело к ослаблению зороастрийского влияния, и сказалось ли перераспределение власти в пользу зерванитов, или нет. Очевидно лишь то, что когда арабы напали на Иран, они не столкнулись с серьезным сопротивлением. С большой долей вероятности можно сказать, что аристократические и военные классы, «носившие шляпы, сделанные из войлока Сасанидской империи», в результате заговоров и придворных цареубийств утратили предлог для сопротивления врагу, а народная масса, поклонявшаяся судьбе, осталась в качестве наблюдателя. Возможно, это молчаливое большинство, то есть зерваниты, первые беспрепятственные победы арабов принимали как волю судьбы и не сделали ничего для защиты своей страны. А потом, когда познакомились с содержанием ислама, поняли, что эта религия (которая опирается на единство создателя и делает акцент на умеренности, обесценивании мирского существования) преподнесла им добрую и радостную весть о свободе и воле, а также освобождении от безжалостных когтей судьбы.

Примечание Редактора:
Почему-то во многих книгах иранских религиоведов о зороастризме, когда речь идет о проигрыше Сасанидов в войне с арабами, и как результат, закат зороастрийской религии приходом ислама, обвинения сыплются исключительно в адрес зерванизма - дескать, мол, и народ, и армия, и правители не боролись с арабами, считая это волей судьбы. Волей судьбы была война, нападение арабов - и только! Трусость, малодушие, бессилие, а порой и полное бездействие, и главное - безверие, волей судьбы не были!
Не правильнее ли было бы отнести потерю мощи Персидской империи (к тому времени, когда в Иран пришли арабы) на колоссальные промахи персидских шахов и их визирей, как в управлении страной, так и в поддержании в надлежащем состоянии дел религии, которая по вине тех же правителей уступала надвигающимся на Иран другим религиям? Страна, не имеющая ни сильной власти, ни духовной мощи, ни тем более идеи, сплачивающей народ, обречена. И при первом же ударе со стороны будет разбита и разгромлена.
Почему бы не отнести проигрыш иранцев в войне с арабами на полную недееспособность персидской армии, которая к тому времени напрочь утратила высокий воинский дух, столь присущий изначальному зороастризму с его идеей защиты справедливости и благодетельного мира?
Почему бы не разобраться в подлинных причинах того, почему простые иранцы, зороастрийцы, не организовали достойную защиту своей земли, своей страны и своих верований, уступив в этой войне тем, кто даже по уровню своего человеческого развития находился гораздо ниже их? И почему после нападения арабов иранцы не смогли уже подняться с колен, гак и оставшись в истории «завоеванными»?
Отнюдь не потому, что они были зерванитами, а потому, что они вообще не имели веры! Имели зороастрийскую религию, измененную и трансформированную в слепой ритуал, но веры - изначальной, истинной, у них уже не было!
Если бы иранцы были зерванитами, они бы знали, что наряду с судьбой - доброй или злой, всегда есть и право выбора: принять судьбу, идти ей на встречу, бороться за нее, если она сулит счастье, или же противостоять судьбе, если она посылает испытания. Фатума нет, есть выбор - действовать или бездействовать, и то, как это делать. Свободный выбор! Жаль, что они не были зерванитами...

главная