Почему человек до сих пор не знает себя и всего своего внутреннего содержания? Каким образом он может найти ключ к познанию самого себя? Ответы Востока на эти вопросы можно свести к такому примеру: возьмем призму и спроецируем ее на плоскость. На бумаге получится стройный рисунок, который будет относиться к призме, как двухмерное к трехмерному. Теперь представим себе явление обратного порядка: на плоскости лежит рисунок призмы, а мы проецируем призму в трехмерный мир, т.е. по рисунку сделали призму. Прибавилось еще измерение, которого на плоскости (на бумаге) "не было", но которое содержится в чертеже призмы. Понятия "дух" и "душа" исчезают из поля зрения в трехмерном мире, но они существуют в нас, как в двухмерном рисунке существует трехмерная призма.
Другими словами, имея в себе полное содержание и бессознательно пользуясь им, мы не можем осознать себя иначе как в трехмерном мире, так как нам не хватает для этого нескольких координат в сознании.
Секрет познания, следовательно, состоит не в введении в себя чего-либо извне (что невозможно), но в проецировании своего бессознательного в сознательное. "В человеке есть все, он не может ничего найти вне себя", — вот принцип восточной традиции, весь опыт которой построен на этом основании. Нужна немалая смелость, чтобы решиться экспериментировать над собой ("испытать на себе все", согласно традиционной формуле); лишь немногие люди среди европейцев могут безнаказанно решиться на это.
— Мы называем земное существо, земного человека "человеком-формой", — сказал мне мой собеседник. — Фраваши создает ее для себя, он стремится ее усовершенствовать, но теперешняя "человек-форма" еще очень далека от своего полного раскрытия. Человек будущего физически и духовно станет столь же отличным от нас, как мы отличны от пещерного человека, нашего предка.
Бессмертный дух, Фраваши, стремится выразить себя в предельной полноте, но ему нужно долго еще работать, чтобы сделать "человека-форму" своим послушным проводником.
Как самый гениальный дикарь никогда бы не мог написать философское сочинение на неразвитом языке своего племени, в котором есть каких-нибудь четыреста слов, так и современный "разумный человек" ("homo sapiens") не в состоянии хоть сколько-нибудь полно вместить своего Фраваши.
Какие законы природы мы знаем, точнее говоря, какие иллюзии представляются над этими законами?
Я помню, у одного дикого племени был такой обычай погребать умерших от чумы: к трупу запрещалось приближаться, пока он не остынет. "Дух, вызывающий болезнь, — говорили дикари, стоит около неостывшего тела". Мы знаем, что блохи, носительницы заразы, уходят с остывшего трупа, что "дух" тут не при чем, но каково бы ни было объяснение, практически обычай был правильным.
Не так ли со многими нашими законами природы? А то, что мы неверно объясняем их себе, нисколько не мешает нам пользоваться многими силами природы.
Возьмем для примера закон тяготения, которому верят все, хотя сам Ньютон не утверждал его так безапелляционно. Ошибка в рассуждении, привычка видеть явление под одним и тем же углом зрения в течение бесчисленных веков, несовершенство наших органов чувств породили эту наследственную рутину.
Во сне человек вспоминает иногда принцип полета и может летать, но, проснувшись, не в состоянии удержать этого знания, рутина им вновь овладевает. В чем дело? Дело в том, что притяжение, как и все "физические" законы, — психический закон, законы "физические", — только видимость, какой они нам представляются. Если б было иначе, Бог, который везде и во всем, должен превратиться в ремесленника, строящего вне себя лестницу внешних вещей — "физическое, душевное и духовное", словно три этажа человеческой постройки. Но именно такое представление о мире глубоко укоренилось в нас, и благодаря ему человеческое сознание до сих пор не может воспринимать целостно. Мир, который представляется нам, — фикция, результат ошибок. Для того, чтобы по-другому — и ближе к действительности — начать воспринимать его, человечество должно пройти через ряд не только физических, но и духовных, и нравственных изменений.
О физических изменениях легко говорить — стоит только вспомнить ископаемого человека и сравнить его с современным. Но с чем сравнить духовные изменения, где искать тот высший тип, к которому со временем поднимется человечество? Страсти, характеры, отношения между людьми остаются все теми же на протяжении тысячелетий. К какой же конечной духовности тяготеет человек, и не было ли на земле когда-нибудь хотя бы отдаленного прообраз будущего типа? Такие люди были и есть. Мы называли их людьми будущей "прозрачной" расы. "Прозрачной" в том смысле, как я вам уже говорил, т.е. способной свободно пропускать через себя вибрации высшего света. Таких людей мы знаем поверхностно, по их поступкам и словам, по их писаниям и учению. Но внутренняя жизнь таких людей — то, чем они сами живут, каким видят мир, небо и землю, с кем и как общаются, — все это остается для нас тайной. В простоте своей мы думаем, что земля для святого — такая же темная масса, как и для нас, что солнце, звезды, человеческая душа и загробный мир представляются им такими же, какими мы их себе представляем. Но разве святые могли бы совершать чудеса, читать внутреннее людей, предвидеть будущее и, самое удивительное, все в мире расценивать не так, как расценивают обыкновенные люди, если бы они были во всем нам подобны?
Представьте себе, какой должен быть у человека взгляд на вещи, если ему доступны видение и беседа с духами, способность общаться с умершими и возможность посещать иные миры — один другого прекраснее, один другого совершеннее, — все то, что, по личному свидетельству святых, становится доступным им, очищенным от грехов и преображенным Святым Духом? Вспомните, какую власть над человеческим сердцем и над природой имеют святые, вспомните, что им повинуются дикие звери, стихии и даже ангелы смерти.
Но раз для кого-нибудь из людей все это возможно, значит, в принципе это возможно для всех — вот твердое убеждение Востока: когда-нибудь все люди сделаются подобными святым чудотворцам. Как дивные свидетельства пришествия будущего века, они жили и живут среди нас не только для того, чтобы призывать к добрым делам и к покаянию, но дерзая на большее: свидетели нового неба и новой земли, они для нас провозвестники будущего, лучшего мира.