3 ЗОДЧИЙ

Их любовь зародилась случайно около четырех лет назад. В ту пору бухар-худат был жив, и Феруз служил при нем советником по градостроительству. Как это часто случается, в его дом стекались не только всякого рода зодчие, но и ученые мужи: поэты, философы, писатели и художники. Феруз также покровительствовал артистам и музыкантам. Лучших из них советник приглашал ко двору бухар-худата. Здесь они получали почет и немалое богатство. Сам советник слыл искусным поэтом и на торжественных пирах нередко читал свои стихи, посвященные родине, богатырским подвигам, честности, дружбе, любви.
Отец Феруза был помощником верховного мобеда Бухары. Родитель мечтал о том, чтобы сын стал жрецом, и потому еще в раннем возрасте научил его чтению Авесты и других книг, которые юноша познал столь глубоко, что мог цитировать их по памяти. Еще Феруз полюбил искусство и увлекся зодчеством. Для обучения сына мастерству градостроительства отец нанял лучших умельцев со всей Бухары. Феруз оказался талантливым учеником. Скоро слух о молодом зодчем долетел до бухар-худата, и тот поручил ему строительство своего загородного дворца в Варахше, а после и в горном ущелье, где повелитель любил охотиться на хангула*. Царь мог пропадать там месяцами, потому Фарангис приходилось браться за государственные дела вместо супруга.
Так, Феруз стал главным зодчим Бухары, воздвигнув ряд строений и в Арке.
Как-то раз в рабочую комнату молодого мастера вошла царица. На ней было легкое розовое платье из китайского шелка и круглая шапочка, расшитая черным жемчугом. В ушах поблескивали серьги с самоцветами. На смуглом лице Фарангис играла легкая улыбка, от чего ее раскосые глаза стали еще уже. Со своей тугой косой, вольно лежавшей на ее плече, она выглядела простолюдинкой.
Феруз был столь увлечен делами, что не заметил ее. С каламом в руке, склонив голову над мраморным столом, где лежал выполненный на коже чертеж трехэтажного строения с плоской крышей, он о чем-то размышлял.
- А тут у тебя забавно, - произнесла Фарангис, заставив зодчего вздрогнуть от неожиданности.
При виде госпожи Феруз слегка смутился – все-таки сама царица пожаловала к нему! Почтительно склонив голову, он приложил правую руку к груди, краем глаза заметив, что царица стала заметно ниже ростом из-за того, что она была в расшитых золотом тапочках. И тут ему вспомнились слухи, гуляющие в народе. Говорили, что царица бывала порой столь своевольна, что даже осмеливалась ослушиваться мужа-повелителя. Однако бухар-худат был терпелив к супруге: его тесть – тюркский правитель Туруш – обещал беречь Бухару от вторжения кочевников-тюрков. Да и слуги шептались, что царь остыл к Фарангис, позабыв о супружеском ложе. Он находил утешение в объятиях своих наложниц или пропадал на охоте.
- Прошу извинить, моя госпожа, присаживайтесь. - И зодчий подставил кресло, которое смастерил сам.
- Не беспокойся, я только хочу взглянуть на комнату. Здесь много любопытных рисунков на стенах.
Царица сделала вид, что внимательно их рассматривает.
- По этим рисункам я делаю чертежи зданий, - пояснил строитель.
- Это наш соборный храм, я узнала его. А кому принадлежит этот богато украшенный дом? Даже в Бухаре нет столь роскошных жилищ.
- Это чертеж сделан для дихкана Кишвара, строительство еще не началось. Пока это только замысел.
- Тогда ясно: он может себе такое позволить. Видимо, своим богатством он желает затмить всех, даже царя. Неужели это лицо Кишвара?! - воскликнула царица, указав пальцем на скульптуру, стоящую в одном ряду с божествами.
Советник усмехнулся и кивнул головой.
- До чего дошел этот хвастун, какая нескромность! Кишвар рядом с богами! - И Фарангис рассмеялась.
Искренний смех царицы покорил зодчего. Как ценитель всего прекрасного, он был пленен ее ослепительной улыбкой.
- Но я отговорил Кишвара устанавливать его статую в парадном зале еще не возведенного дворца. Хотя поначалу мои слова пришлись ему не по душе. Тогда я объяснил, что из-за этого боги могут обидеться на него: все-таки он не имеет царской крови. С этим доводом он вынужден был согласиться. Госпожа, прошу не говорить об этом никому, иначе Кишвар затаит на меня обиду.
Фарангис согласно кивнула и добавила:
- Ты, наверное, хочешь знать, что привело меня сюда? Я хочу услышать твои газели: они трогают мою душу.
- Как приятна похвала из уст самой царицы, - потупился Феруз. - Не скрою, я давно заметил, как загораются ваши глаза, когда вы слышите мои газели. Без сомнения, у вас тонкая душа, потому вы так любите музыку и цветы. Прочту вам бейты, сочиненные мною вчера.
Царица расположилась в деревянном кресле, покрытым мягкой шкурой оленя. Феруз же с листом шелковой бумаги встал напротив. Было заметно его волнение. Царица мягко спросила:
- А кто твой покровитель? Кто помогает в сочинительстве?
- Разные боги. Когда пишу о богатырях, рядом со мной Вертрагна*. Если о любви...
- Разумеется, наша любимая Анахита.
Поэт улыбнулся.
- А если речь идет о матушке-земле?
- Тогда я обращаюсь к духу земли – Замину. А бывает, что помощь идет и от духа неба – Осмона.
- Мне больше нравятся газели о любви.
- Они очень личные: не для посторонних ушей. Мои сочинения могут показаться наивными, потому что я, воспевая любовь, вкладываю в слова свою душу.
- Я ценю в людях любовь и, поверь, способна оценить твои чувства должным образом. К тому же я образована, меня обучал сам мобед.
- Признаться, ваша речь прекрасна, и я готов раскрыть перед вами свою душу, хотя слегка смущен.
- В следующий раз, чтобы ты был смелее, мои слуги доставят тебе огромный кувшин вина.
Феруз засмеялся.
- Итак, слушайте, моя госпожа.
И нежный голос поэта разнесся по комнате. В его красивых словах было много грусти: размышления о чувствах, об утерянных днях без любви, о муках. «Может быть, любовь – это просто недуг, нуждающийся в лечении? Но, как жаль, что я не познал этого недуга!» - шепотом закончил поэт.
Пока Феруз читал стихи, царица не сводила с него глаз. Фарангис уже давно заметила, что при виде советника ее душу охватывает волнение. А стоило услышать его мягкий голос, как в груди начинало трепетно биться сердце. Она любовалась им, словно горным тюльпаном. Его лик с короткой бородкой, гладко зачесанными назад волосами и красиво изогнутыми бровями вызывал в ней радость жизни, которую трудно описать словами. И вот сейчас Фарангис наслаждалась красотой поэта – ее не портил даже нос с горбинкой, а шрам над левой бровью прибавлял его облику мужественности. Это был след от ранения, полученного Ферузом в бою с кочевниками, когда те целый месяц осаждали Бухару. Именно советник подал тогда царю спасительную мысль. С отважными бойцами глубокой ночью через подземный ход он вышел к противнику с тыла и атаковал его, забросав горшками с горящей смолой. Полусонные кочевники метались от страха, ничего не понимая. А меж тем опытные лучники убивали их один за другим. Замысел советника удался, хотя он понимал, что в случае, если враги не устрашатся и сами бросятся на них, то погибнет все войско. Однако задуманное получилось, Феруз зажег факел и стал размахивать им, подавая сигнал царю, стоявшему на одной из башен Арка. Конники с огнем в руках кинулись вперед на врагов с дикими криками. Степняки, которых было вдвое больше, бежали в страхе, теряя людей. За этот подвиг Феруз получил должность советника и участок земли, где и построил свой дом.
- Что скажет госпожа о газелях? – спросил он, закончив читать.
- В них так много грусти. Видимо, ты не испытываешь любви к жене.
- Она хорошая женщина, но любви я к ней не питаю. В свое время отец уговорил меня взять в жены дочь своего друга – дастура* храма Сиявуша. Я не сразу согласился. Но родитель уверил меня, что со временем любовь придет. А этого не произошло. Да, в минуты близости мне казалось, что я люблю жену. Но это единение тел, а не душ.
- Должно быть, у тебя есть другая?
- Пять лет назад я испытал страсть к дочери одного художника – умнейшей женщине, которая, увы, была замужем. Но между нами ничего не было, кроме молчаливой любви. Она осталась верна мужу, хорошему человеку. Он был искусным мастером по строительству домов, и однажды его позвал к себе правитель Чача. Там они с супругой и остались. Она осталась лишь в моей памяти. Я желал бы, чтоб эти чувства вновь повторились. О, госпожа, извините за мою открытость. Думаю, мои речи вам наскучили.
- Нет-нет, это интересно, в людях мне всегда нравилась искренность. Значит, твое сердце свободно, - и ее чувственные губы тронула загадочная улыбка. – Хоть я и царица, прошу, не сторонись меня. Твои слова и мысли мне близки. Я хочу, чтобы ты был мне как... родной брат.
- О, это честь для меня, госпожа, я к вашим услугам, - произнес он пылко.
- Прошу, не говори эти слова, достойные лишь раба. Они наскучили мне во дворце. А у тебя я нашла душевный покой. И это прекрасно! Я благодарна тебе за газели. Надеюсь вскоре услышать новые. А теперь мне пора. Провожать меня не нужно.
Дойдя до двери, царица обернулась, с улыбкой на устах произнесла: «Да сопутствует тебе удача», и скрылась.
Поведение госпожи показалось зодчему более чем странным. Прежде она не оказывала ему столько внимания, а теперь... Советник всерьез задумался: «Отчего она так таинственно глядела на меня? Неужели у нее есть ко мне какие-то чувства? Это немыслимо! Такого не может быть! Наверное, ее сердце просто тронула моя поэзия, и женская душа размякла, как глина в руках гончара».
Прошло немного времени, и Феруз перестал думать об этом, решив для себя: «Должно быть, я неверно истолковал ее слова, придав им слишком большое значение».
Минуло три дня. И царица снова пришла к нему. На этот раз Феруз сразу заметил гостью и вскочил, как ужаленный, опрокинув скамейку, на которой сидел. Он был смущен. На открытом же лице царицы сияла лучезарная улыбка, а глаза выдавали то, что пока скрывало даже сердце.
- Тебя не радует мой приход или ты занят? - лукаво усмехнулась Фарангис.
- Такая очаровательная женщина не может не радовать мужчин. Ой, простите меня, госпожа, само вырвалось, - не смея глядеть на нее, пробормотал зодчий.
- Нет-нет, продолжай, меня это тронуло, как всякую женщину. Или ты думаешь, что царицы не могут иметь чувств?
- Я так не думаю, просто мне нужно свыкнуться с мыслью, что вы... находитесь рядом.
- Привыкай, мой друг. Я же сказала, что снова приду. И вот… Не гляди на меня, как на свою царицу. Нынче я поклонница твоих газелей. Ты порадуешь меня новыми? Если не успел сочинить, то и старые хороши. Я не капризна, как думают люди при дворе. Прежде моими собеседниками были мобеды, но они искусны лишь в делах религии. Мне они наскучили, и тогда я вспомнила про тебя.
- Мое сердце радует, что наша царица тянется к новым знаниям. Там, где у власти стоят такие разумные правители, страна будет процветать. Кстати, только вчера я закончил еще одну газель.
На этот раз царица опустилась на белую скамью у стены с живописной фреской и попросила поэта сесть рядом.
И опять по комнате разлилась певучая речь поэта, так странно волнующая сердце Фарангис. Царица не могла отвести взгляда от его лица. Зодчий был смущен, голос его слегка дрожал. Но стихи будто вдыхали в него жизнь. Когда поэт закончил, Фарангис засияла, а в глазах ее отразился восторг. В порыве чувств царица захлопала в ладоши.
- Как тонко замечено, - сказала она с восхищением. – Трогает до глубины души. Я завидую людям, испытывающим такую любовь.
- Позвольте, царица, спросить: ваша душа тоже страдает без любви? Разве царь вам не дорог? - спросил Феруз и сразу пожалел о сказанном – слишком дерзок был вопрос. - Извините, царица, если мой вопрос показался грубым, - осторожно шепнул он.
- Совсем нет. Наоборот, мне приятна твоя откровенность. Принцессы редко выходят за любимых, потому что родители-цари играют нашими судьбами, твердя нам, что это во благо родины. Но все же душа просит любви, нежности. Что делать в таких случаях?
- О, госпожа, я в таком же состоянии и не знаю, как быть. Я сам нуждаюсь в верном совете.
- Я думала, для тебя нет тайн, - задумчиво произнесла царица.
В тот день они говорили о разном, им было интересно друг с другом. Феруз ощущал, как с каждым часом в его душе растет чувство любви. Но его разум всячески противился этому, повторяя: «Это немыслимо. Немыслимо. Да и сама Фарангис не осмелится на такое, ведь это обесчестит ее. А может быть, царицу поразил какой-нибудь душевный недуг?»
Однако ее суждения были в высшей мере разумны. А с тех пор зодчий и его госпожа не могли насытиться общением и вели себя, как два лучших друга, встретившихся после долгой разлуки. О своих чувствах они говорили едва уловимыми намеками. И покидая советника, царица всякий раз опасалась, что кто-нибудь из охранников мог увидеть, откуда она вышла: ведь среди них были доносчики царя.
В один из дней, уходя от советника, царица велела ему установить потайную дверь, ведущую на задний двор. Она могла бы приходить сюда незамеченной.
С того дня они жили ожиданием новой встречи. Но частые свидания могли вызвать кривотолки. И вот однажды к Ферузу явился молодой слуга с вестью:
- Царица ждет досточтимого советника в своих покоях. Мне велено проводить вас.
- Она больна? – невольно воскликнул Феруз.
- Госпожа имеет здоровый вид.
С волнением в душе зодчий накинул на свои широкие плечи легкий плащ из пурпурного бархата и явился в покои царицы. Хозяйка сидела в мраморном кресле, покрытом ковром. Завидев Феруза, Фарангис завела речь при служанках, которые стояли у входа.
- Я вызвала почтенного советника, чтобы поведать ему о своем желании украсить комнату. Все здесь устарело – и колонны, и эти росписи, и потолок. Они уже не радуют глаз. Что скажет главный зодчий? – На миг в глазах Фарангис вспыхнула улыбка и тотчас погасла, словно испугавшись болтливых служанок.
Феруз огляделся вокруг: здесь ему не доводилось бывать. В женские покои позволялось входить только правителю либо тому, кого вызовет сама царица.
- Я согласен, - заговорил зодчий, - что покои царицы следует оживить мягкими тонами. Эти – слишком ярки. А что касается колонн, то их трогать нельзя, иначе крыша дворца обрушится. Хотя некоторые из них можно было бы убрать, они не служат опорой, а комната станет просторнее. Потолок я украшу резными узорами.
- Твой замысел мне по душе. Сегодня же приступай к делу. Однако я не стану торопить тебя, потому что работа в спешке не может быть хорошей. И прежде чем начать, я сама явлюсь к тебе, и ты покажешь мне свои эскизы.
- Как скажете, госпожа, я к вашим услугам. - И главный зодчий поклонился, снова заметив на лице Фарангис радость.