Л.Н.ГУМИЛЕВ ОБ АНТИСИСТЕМАХ

Опубликовано star72 -

13-й наск Авесты — Сфэнд
«…О произнесении лжи людьми мира»

В нашем журнале стала постоянной рубрика разоблачения различных ересей, лжеучений, которые уводят человека с тропы Арты, Истины. Часто бывает сложно разобраться, что есть что, сделать правильный выбор, отделить свет от тьмы. Поэтому мы стараемся помочь нашим читателям в этом. Уже было опубликовано много статей о различных ересях, остальные ждут своего часа.
В этом номере мы представляем вниманию читателей обзорный, панорамный взгляд на проблему лжеучений известного ученого, историка и географа Льва Николаевича Гумилева.

gumilev.jpg
1.10.1912 – 6.1.1992

------------------------------------------------------------------

Л.Н.Гумилев стал известен тем, что смог сделать, по сути, гениальные выводы на основании обобщения всех имеющихся данных по истории, географии, этнологии и др. Ему удалось открыть явление этногенеза.
Этногенез (становление и развитие этносов) проявляется во времени и в пространстве. Пространство при процессе формирования этноса проявляется через его окружение — ландшафтное и этническое. Ландшафтное окружение влияет на формы хозяйства, уклад данного этноса, определяет его возможности, перспективы. Этническое окружение — связи с соседями — влияет на характер создаваемой культуры. Влияние времени выражается в виде фаз этногенеза и этнического окружения. Но кроме этого существует и третий компонент этногенеза — это энергия, пассионарность, приобретенная этносом вначале и растрачиваемая им в дальнейшем во всем процессе этногенеза. Эта энергия уходит на создание культурных ценностей и политическую деятельность: управление государством и написание книг, ваяние скульптур и территориальная экспансия, синтез новых идеологических концепций и строительство городов. Любой такой труд требует усилий сверх того, что необходимы для обеспечения нормально го существования человека в равновесии с природой. Значит, без пассионарности людей, вкладывающих свою избыточную энергию в культурное и политическое развитие своей системы, никакой культуры и никакой политики просто не существовало бы. Не было бы ни храбрых воинов, ни жаждущих знания ученых, ни религиозных деятелей, ни отважных путешественников. И ни один этнос в своем развитии не вышел бы за рамки гомеостаза, в котором жили бы в полном довольстве собой и окружением трудолюбивые обыватели. К счастью, это не так. Однако всякая энергия имеет два полюса, и пассионарная энергия (биохимическая) — не исключение. На этногенезе биполярность сказывается так, что поведенческая доминанта может быть направлена в сторону усложнения систем, т.е. созидания, или упрощения их.

Для определения направления доминанты нужен исключительно чуткий прибор, и им является история мировоззрений и философских учений, о положительном значении которых мы уже говорили. Но наряду с ними встречаются жизнеотрицающие системы, которые мы вправе называть отрицательными. Казалось бы, что такие самоубийственные идеи не могут оказать воздействие на здоровые коллективы, крепко слаженные этносы. Однако могут и оказывают. Это происходит в тех случаях, когда столкновение этносов с различной комплиментарностью насильственно связывает их в одну химерную целостность, которая всегда бывает неустойчивой. В местах взаимодействия таких этносов, чьи поведенческие стереотипы неприемлемы для обеих сторон, повседневная жизнь теряет свою повседневную обязательную целеустремленность и люди начинают метаться в поисках смысла жизни, которого они никогда не находят. И вот тут-то возникают философские концепции, отрицающие благость человеческой жизни и смерти, т.е. диалектического развития. Так создается антисистема, т.е. упрощающаяся система, пределом упрощения которой является пустота, вакуум.

Этническая история имеет три параметра.
1. Соотношение каждого этноса с его вмещающим и кормящим ландшафтом, причем утрата этого соотношения непоправима: упрощаются, а вернее, искажаются и ландшафт, и культура этноса.
2. Вспышка и последующая утрата пассионарности, этногенез как энтропийный процесс.
3. Выделение из этноса отдельных персон и консорций (сект), изменяющих стереотип поведения и отношение к природной среде на обратное (либо усложнение, либо упрощение системы).

Только в этом последнем параметре решающую роль играет свободная воля человека, обеспечивающая ему право выбора, но и подлежащая морально юридической оценке: если некто желает стать преступником и злодеем, осуждение его уместно. В эти три формулы умещается вся теория, необходимая для объяснения, почему история народов и государств идет не прямо по пути прогресса, а зигзагами и часто обрывается в никуда, и почему на фоне столь трагичном этносы существуют и радуются жизни.
Никто не живет одиноко, даже если очень этого хочет. Невидимые нити связывают страны, обитатели которых никогда не видели друг друга. И как ни назвать эти связи — культурными, экономическими, политическими, военными… они нарушают течение этногенезов, создают зигзаги истории, порождают химеры и зачинают призраки систем, т.е. антисистемы.
Идеологическое воздействие одного этноса на неподготовленный соседний иногда может действовать подобно вирусным инфекциям, наркотикам, массовому алкоголизму. То, что на родине первого этноса рассматривается как обратимое и несущественное отклонение от нормы, губит целые этносы, не подготовленные к сопротивлению чужим завлекательным и опьяняющим идеям. К их числу принадлежал гностицизм как логика жизнеотрицания.

ГНОСТИЦИЗМ

abraksas.jpg
Абраксас или (более ранняя форма) Абрасакс (греч. Ἀβρασάξ) — гностическое космологическое божество.

Бывают эпохи, когда людям жить легко, но очень противно. Именно таким был закат Римской империи, но с рождением Византии появились цели и интерес к жизни. Византийский суперэтнос вылупился из яйца христианской общины, социальным обрамлением которой была церковная организация. Но в этом яйце таился второй зародыш — гностицизм. Под «гностицизмом» здесь определяются те течения христианской мысли, которые не были приняты церковью, восторжествовавшей несколько веков спустя. Это явление имеет свою предысторию.
Александр Македонский, завоевав Персию с ее провинциями (Малой Азией, Сирией и Египтом), решил, что он создаст из эллинов и восточных людей единый грандиозный этнос. Для этого он даже переженил несколько сот своих офицеров-македонян на осиротевших дочерях погибших в войне персидских вельмож. Конечно, нового этноса не возникло: по приказу не создашь этноса, ведь он — явление природы. Как социальная система его империя раскололась, как этнический конгломерат она превратилась в химеру. Пришлые греки и аборигены жили в одних и тех же городах, занимались теми же ремеслами и торговлей, развлекались в кабаках, но упорно чуждались друг друга.

В это время впервые греко-римский мир получил возможность ознакомиться с текстом Библии. Птолемей, царь Египта, видел, что его философы никак не могут переспорить еврейских раввинов. Философы пришли к Птолемею и сказали: «Мы никак не можем с ни ми спорить, потому что не знаем, что они доказывают; мы опровергаем один их тезис, а они говорят: «Да это вы не то опровергаете» и выдвигают совсем другой. Мы должны знать точно, что там написано, тогда и будем спорить». Птолемей отвечает: «Ладно, я вам это сделаю».
В одну ночь в Александрии было арестовано 72 раввина. Царь вышел к ним, когда их привели, и сказал короткую речь: «Сейчас вам каждому будет дан экземпляр Библии, достаточное количество пергамента и письменных принадлежностей, и посадят вас в камеры-одиночки. Извольте перевести на греческий язык. Филологи мои проверят, и, если будут несовпадения, я не буду разбираться, кто прав, кто виноват, а всех вас повешу, наберу новых и получу перевод».
Но больше не пришлось никого сажать, перевод он получил.
Раввинов отпустили по домам, и так получилась Библия Сентуагинта — Библия семидесяти толковников, греческий перевод.
Когда ее прочли греки, они за голову схватились: как же по книге Бытия мир-то создан? Бог создал сначала весь мир, тварей и животных, потом человека Адама, потом из его ребра Еву и запретил им есть яблоки с древа познания Добра и Зла. А змей соблазнил Еву, Ева — Адама. Они скушали с запрещенного дерева яблоки и узнали, где добро, где зло, и тем самым вызвали гнев Бога, который их лишил рая. Греки отнеслись к этому так: «Самое главное для нас — познание, а еврейский бог нам его запретил; вот змей — хороший, вот этот нам помог», и они начали почитать змея и осуждать того самого, сотворившего мир, которого они называли ремесленником — Демиургом. Это, решили греки, плохой, злой демон, а змей — добрый. Представители этого течения богословской мысли назывались офиты, от греческого «офис» — змей.
По этой логико-этической системе в основе мира находится Божественный Свет и его Премудрость, а злой и бездарный демон Ялдаваоф, которого евреи называют Яхве, создал Адама и Еву. Но он хотел, чтобы они остались невежественными, не понимающими разницу между Добром и Злом. Лишь благодаря помощи великодушного змея, посланца божественной Премудрости, люди сбросили иго незнания сущности божественного начала. Ялдаваоф мстит им за освобождение и борется со змеем — символом знания и свободы. Он посылает потоп (под этим символом понимаются низменные эмоции), но Премудрость, «оросив светом» Ноя и его род, спасает их. После этого Ялдаваофу удается подчинить себе группу людей, заключив договор с Авраамом и дав его потомкам закон через Моисея. Себя он называет Богом Единым, но он лжет; на самом деле он просто второстепенный огненный демон, через которого говорили некоторые еврейские пророки. Другие же говорили от лица других демонов, не столь злых. Христа Ялдаваоф хотел погубить, но смог устроить только казнь человека Иисуса, который затем воскрес и соединился с Божественным Христом.

ПОКЛОННИКИ «ПОЛНОТЫ»

unnamed.jpg

С более изящными и крайне усложненными системами выступили во II в. антиохиец Саторнил, александриец Василид и его соотечественник Валентин.
Александрийские гностики представляли Бога высочайшим существом, заключенным в самом себе, и источником всякого бытия. Из него, подобно солнечным лучам, истекли второстепенные божеские существа — эоны. Чем более отдалялись эоны от своего источника, тем слабее они становились. Все они в совокупности назывались плеромой, или «полнотой», всего сущего.
Вместе с плеромой существует грубая, безжизненная материя, не имеющая действительного бытия, а только вид его. Она называется «пустотой». Мир возник из соприкосновения и смешения этих двух стихий — плеромы и материи. Самый крайний из эонов по слабости своей упал в материю и одушевил ее, благодаря чему образовался видимый мир. Противоположность божественного и материального стала причиной зла в людях и демонах.
Эон, из-за которого возник мир, гностики называли Демиургом, т.е. ремесленником, и приравнивали к Богу Ветхого завета. Они полагали, что он сделал мир халтурно, что он бы и рад освободить дух из материи, но сделать этого не умеет. Была также гипотеза, что он злобно противится помощи, которую могут ему оказать высшие эоны.
Высочайшее Божество постоянно заботится о жертвах Демиурга — людских душах. Оно стремится поддержать в них мысль о высоком происхождении и укрепить их в борьбе с материей. Для этой цели оно время от времени сообщало людям, к тому способным, — пророкам и философам — новые духовные элементы и, наконец, послало на Землю первого эона в призрачном теле. Этот эон соединился при крещении с человеком Иисусом и показал людям путь обратно в плерому. Раздраженный этим Демиург, а по другим мнениям — сатана, довел Иисуса до распятия. Небесный Христос оставил человека Иисуса на кресте и возвратился к Верховному существу. Спасение души — это освобождение от материи через борьбу с ней.
Еще была и антиохийская школа, где учил Саторнил, тоже очень почтенный человек. Он говорил: «Нет, материя и дух — первозданны, они всегда были, просто материя захватила часть духа и держит его; конечно, вырываться надо, материя — это плохо, а дух — хорошо, но материя, вообще говоря, тоже существует наряду с духом. Из этой саторниловской школы вышло учение персидского пророка Мани.

ПОКЛОННИКИ «СВЕТА». МАНИХЕЙСТВО

1496417255125859719.jpg
Лжепророк Мани

В Иране обстановка была несколько иной. Воинственные парфяне с Копетдага объединились со степными саками и выгнали македонян из Ирана. Их цари мужественно отстаивали свою землю от македонян и римлян, но обаянию эллинской культуры подчинились и они. В их столице, Ктезифоне, ставились трагедии Еврипида, шли диалоги о философии Платона, переводился на персидский язык Аристотель. И соответственно в этой химерной целостности — Парфянской державе — расцвел гностицизм.
В 224 г. н. э. князь из дома Сасана Арташир Папакан изгнал парфян из «Священной земли Ирана» и восстановил учение Заратуштры. Но к участию в зороастрийском культе допускались только персы, а население Месопотамии принимало либо христианство, либо гностицизм. И вот на границе двух миров — эллинского и персидского — в Месопотамии родился исключительно талантливый художник, каллиграф и писатель Мани. В поисках мудрости он ездил даже в Индию, а вернувшись на родину, проповедовал новое учение, в дальнейшем сыгравшее огромную роль в развитии культуры, истории и даже этногенеза.
Заметим, что гностиками становились мечтатели, богоискатели, почти фантасты, стремившиеся, подобно античным философам, придумать связную и непротиворечивую концепцию мироздания, включая в него добро и зло. Гностицизм — это не познание мира, а поэзия понятий, в которой главное место занимало неприятие действительности. Гностические системы были совершенно потрясающими по красоте, логичности, неожиданности. Но они не имели никакого отношения к научной мысли, ничего не объясняли и не считали нужным объяснять, за одним исключением: учения Мани и его последователей. Манихеи объясняли людям, что такое зло.

Мани проповедовал такую идею: раньше свет и тьма были разделены между собой, и тьма была сплошная, но не одинаковая — там были облака сгущенного и разреженного мрака, и они двигались в беспорядке, в таком броуновском движении, и однажды они подошли к границе света и попытались туда вторгнуться.
Против них вышел «первочеловек», под которым надо понимать Ормузда, который стал бороться и не пускать облака мрака в обитель света. Облака напали на него, облекли собой, разорвали его светлое тело на части, и теперь это тело мучают; это и есть мир — смесь мрака со светом. Надо добиться, чтобы эти частицы были освобождены, ради чего приходил сначала Христос, а потом он, Мани, — Утешитель, и вот он учит, что нужно делать.
Да, действительно, нужно вести себя очень аскетически, не есть и не убивать животных с теплой кровью (лягушек и змей можно), есть растительную пищу, воздерживаться от всякого рода плотских развлечений, потому что, если женишься, это естественным образом оздоровляет твой организм и он крепче держит душу.
Но разрешались оргии с полным развратом, только чтобы было неизвестно, кто с кем, потому что это расшатывает организм и помогает душе освободиться. Система логичная. Самоубийство не помогает, потому что существует переселение душ из тела в тело, и если ты сам убьешься, то опять возродишься и надо все начинать сначала. Поэтому надо добиться подлинной смерти — потерять вкус к жизни.
Мани трагически погиб, казненный по решению зороастрийского духовенства, но его учение распространилось по всей Ойкумене, от Китая до Тулузы, и везде встречало крайне враждебное отношение, потому что в нем отчетливо проявилась враждебность к живой природе, семье и творческой истории этносов как порождение злого начала — мрака. В сравнении с манихеями нельзя поставить даже маркионитов.

МАРКИОН И МАРКИОНИТЫ

marcionites.jpg
Большинство гностиков не стремилось распространять свое учение, ибо они считали его слишком сложным для восприятия невежественных людей, и их концепции гасли вместе с ними. Но в середине II в. христианский мыслитель Маркион, опираясь на речь апостола Павла в Афинах о «Неведомом Боге», развил гностическую концепцию до такой степени, что она стала доступной широким массам христиан.
Маркион происходил из Малой Азии. Был очень учен. Сначала был торговцем, потом занялся филологией и написал большой трактат о Ветхом и Новом заветах, где доказал очень квалифицированно, что Бог Ветхого и Бог Нового завета — это разные боги и что, следовательно, христианину поклоняться Ветхому завету нельзя. А так как поклонение Богу Ветхого завета вошло в обиход, то большая часть церковников его не приняла, но Церковь разделилась на две части — маркионитов и их противников. Победили тогда, во II в., маркиониты, но в III в. дуалистов одолели сторонники монизма. Маркиона объявили последователем сатаны и не признали его учения. Церковь его низвергла, а книгу его подвергли осторожному замалчиванию — самое страшное, что может быть для ученого. Просто на эту тему считалось неприличным говорить. (Восстановил систему доказательств Маркиона только один немецкий ученый — Доллингер, который из разных текстов собрал аргументы Маркиона, доказывающие, что Бог Нового и Бог Старого заветов — это разные боги, противостоящие один другому, как добро и зло). Однако учение Маркиона все же не исчезло. Через сотни передач оно сохранялось на родине Маркиона, в Малой Азии, и в IX в., преображенное, но еще не узнаваемое, стало исповеданием павликиан (от имени апостола Павла), выступивших на борьбу с византийским православием, причем они даже заключили союз с мусульманами.

Павликиан нельзя считать христианами. Несмотря на то, что они не отвергали Евангелия, павликиане называли крест символом проклятия, ибо на нем был распят Христос, не принимали икон и обрядов, не признавали таинств крещения и причастия и все материальное считали злом. Будучи последовательными, павликиане активно боролись против церкви и власти, прихожан и подданных, сделав промыслом продажу пленных юношей и девушек арабам. Вместе с тем, в числе павликиан встречалось множество попов-расстриг и монахов, а также профессиональных военных.
Удержать этих сектантов от зверств не могли даже их духовные руководители. Жизнь брала свое, даже если лозунгом борьбы было отрицание жизни. И не стоит в этих убийствах винить Маркиона, филолога, показавшего принципиальное различие между Ветхим и Новым заветами. В идеологическую основу антисистемы могла быть положена и другая концепция, как мы сейчас покажем.

Павликианство было разгромлено военной силой в 872 г., после чего пленных павликиан не казнили, а поместили на границе с Болгарией для несения службы пограничной охраны. Так смешанная манихей скомаркионитская доктрина проникла к балканским славянам и породила богомильство, вариант дуализма, весьма отличающийся от манихейского прототипа, укрепившегося в те же годы в Македонии.
Вместо извечного противопоставления света и мрака богомилы учили, что глава созданных Богом ангелов, Сатаниил, из гордости восстал и был низвергнут в воды, ибо суши еще не было. Сатаниил создал сушу и людей, но не мог их одушевить, для чего обратился к Богу, обещая стать послушным. Бог вдунул в людей душу, и тогда Сатаниил его надул и сделал Каина. Бог, в ответ на это, отрыгнул Иисуса, бесплотного духа, для руководства ангелами, тоже бесплотными. Иисус вошел в одно ухо Марии, вышел через другое и обрел форму человека, оставаясь призрачным. Ангелы Сатаниила скрутили, отняли у него суффикс «ил», в котором таилась сила, разумеется мистическая, и загнали его в ад.
Теперь он не Сатаниил, а сатана. А Иисус вернулся обратно во чрево Отца, покинув материальный, созданный Сатаниилом мир. Вывод из концепции был прост: бей византийцев!

Как видим, взгляды у манихеев, маркионов, богомилов и катаров были различными, но однако все они имели единую организацию из 16 церквей, тесно связанных друг с другом. Основой всех этих направлений было отрицание. В отрицании была их сила, но также и слабость; отрицание помогало им побеждать, но не давало победить.

КАТАРЫ

34481-jpg.jpeg

Западная Европа несколько позже, чем Передний Восток, испытала все последствия механического смешения этносов. Подлинная химера образовалась в Лангедоке, захватив на западе Тулузу, а на востоке — Северную Италию.
Беда была в том, что Великий караванный путь, начинавшийся в Китае и шедший по бескрайним безлюдным степям, доходил до богатого, обильного всеми продуктами Лиона, затем до величественной Тулузы и заканчивался в мусульманской Испании, в Кордове.
А с международной торговлей всегда связано разнообразие людей и идей, неспособных слиться друг с другом. Зато в теле такой химеры часто прорастают, как паразиты, жизнеотрицающие системы.
Дуалистическое учение катаров проникло в Лангедок с Балканского полуострова, где смешались уже знакомые нам павликиане, богомилы и манихеи. Катаров французы называли альбигойцами, ибо одним из их центров был город Альби.

Распространенное мнение, что пламенная религиозность средневековья породила католический фанатизм, от которого запылали костры первой инквизиции, вполне ошибочно. К концу XI в. духовное и светское общество Европы находилось в полном нравственном падении. Многие священники были безграмотны, прелаты получали назначения благодаря родственным связям, богословская мысль была задавлена буквальными толкованиями Библии, соответствовавшими уровню невежественных теологов, а духовная жизнь была скована уставами клюнийских монахов, настойчиво подменявших вольномыслие добронравием. В эту эпоху все энергичные натуры делались или мистиками, или развратниками. А энергичных пассионарных людей во Франции было много больше, чем требовалось для повседневной жизни.
Поэтому-то их и старались сплавить в Палестину, освобождать Гроб Господень от мусульман, с надеждой, что они не вернуться.

Но ехали на Восток не все. Многие искали разгадок бытия, не покидая родных городов, потому что восточная мудрость сама текла на Запад. Она несла ответ на самый больной вопрос теологии: Бог, создавший мир, благ, так откуда же появились зло и сатана?
Принятая в католичестве легенда о восстании обуянного гордыней ангела не удовлетворяла пытливые умы. Бог всеведущ и всемогущ! Значит, он должен был предусмотреть это восстание и подавить его. А раз он этого не сделал, то он повинен во всех последствиях и, следовательно, является источником зла. Логично, но абсурдно. Значит, что-то не так. На это отвечали приходившие с Востока манихеи: «Зло извечно. Это материя, оживленная духом, но обволокшая его собой.
Зло мира — это мучения духа в тенетах материи». Следовательно, все материальное — источник зла. А раз так, то зло — это любые вещи, в том числе храмы и иконы, кресты и тела людей. И все это подлежит уничтожению.
В чем же усматривали катары (альбигойцы) и вообще все гностики-манихеи свою задачу? Они считали, что надо вырваться из этого страшного мира.

Для этого мало умереть, так как смерть тела ведет к новому воплощению души — к новым учениям. Надо вырваться из цепи перевоплощений, а для этого мало убить тело, нужно умертвить душу. Каким путем? Убив все свои желания. Аскетизм, полный аскетизм!
Есть только постную пищу, но оливковое масло у них было хорошее, так что это было довольно вкусно. Рыбу, лягушек можно есть. Затем, конечно, никакой семьи, никакого брака. Надо изнурить свою плоть до такой степени, чтобы душа уже не захотела оставаться в этом мире, тогда она в момент смерти воспарит к светлому Богу. Но плоть можно изнурять двумя способами — или аскетизмом, или неистовым развратом.
В разврате она тоже изнуряется, и поэтому время от времени альбигойцы устраивали ночные оргии, обязательно в темноте, чтобы никто не знал, кто с кем изнуряет плоть. Это было обязательное условие, потому что если человек полюбил кого-то, то это уже привязанность. Привязанность к чему?— к плотскому миру: она его полюбила или он ее — значит, все! Они не
могут стать совершенными и изъяться из мира. А если просто в публичном доме плоть изнурять, то это пожалуйста.

По учению альбигойцев, полезен сам по себе акт изнурения плоти, ведущий к отвращению от жизни, но без брака и воспитания детей, и любимая жена, и хороший муж — все они являются частями, составляющими этот мир, и, следовательно, соблазном дьявола, которого надо избегнуть. Мораль, естественно, упразднялась. Ведь если материя — зло, то любое истребление ее — благо, будь то убийство, ложь, предательство… все не имеет значения. По отношению к предметам материального мира было все позволено.

Но тут средневековый христианин сразу же задавал вопрос: а как же Христос, который был и человеком? Исцелял больных, одобрял веселье настолько, что превратил в Кане Галилейской воду в вино, защитил женщину, т.е. не был противником живой материальной жизни? На это были подготовлены два ответа: явный для новообращенных и тайный для посвященных.
Явно объяснялось, что «Христос имел небесное, эфирное тело, когда вселился в Марию. Он вышел из нее столь же чуждым материи, каким и был прежде… Он не имел надобности ни в чем земном, и если он видимо ел и пил, то делал это для людей, чтобы не заподозрить себя перед сатаной, который искал случая погубить Избавителя».
Однако для «верных» (так назывались члены секты) предлагалось другое объяснение: «Христос — творение демона; он пришел в мир, чтобы обмануть людей и помешать их спасению. Настоящий же не приходил, а жил в «Небесном Иерусалиме».

Довольно деталей. Нет и не может быть сомнения в том, что манихейское альбигойство — не ересь, а просто антихристианство и что оно дальше от христианства, нежели ислам и даже теистический буддизм. Однако если перейти от теологии к истории культуры, то вывод будет иным. Бог и дьявол в манихейской концепции сохранились, но поменялись местами. Именно поэтому новое исповедание имело в XII в. такой грандиозный успех. Экзотичной была сама концепция, а детали ее привычны, и замена плюса на минус для восприятия богоискателей оказалась легка.
Следовательно, в смене знака мог найти выражение любой протест, любое неприятие действительности, в самом деле весьма непривлекательной. Кроме того, любое манихейское учение распадалось на множество направлений, мироощущений, мировоззрений и степеней концентрации, чему способствовали в равной степени пассионарность новообращенных, позволявшая им не бояться костра, и оправдание лжи, с помощью которой они не только спасали себя, но и наносили своим противникам неотразимые, губительные удары.
Конечно, далеко не все в Западной Европе понимали сложную догматику манихейства, да многие и не стремились к этому. Им было достаточно осознать, что сатана — не враг, а владыка и помощник в затеваемых ими преступлениях. Тайно исповедовал это учение император Генрих IV, враг папы Григория VII. А простодушный Ричард Львиное Сердце откровенно заявил, что все члены дома Плантагенетов пришли от дьявола и вернутся к дьяволу. Этим заявлением он оправдал все совершенные им преступления и предательства; по крайней мере, так он считал сам.

И ведь эту доктрину, упразднявшую совесть, исповедовали в XII в. не только короли, но и священники, ткачи, рыцари, крестьяне, нищие, ученые законоведы и безграмотные бродячие монахи, причем большинство из них не отдавали себе отчета в значении своих умонастроений. Эти последние легко переходили из одного стана в другой, потому что от них не требовалось формального отречения от догматов своей веры.
Основная часть этого умонастроения — община катаров — имела строгую дисциплину, трехстепенную иерархию и ни на какие компромиссы не шла. Проповедь «совершенных» во Франции и даже в Италии так наэлектризовала массы, что подчас даже папа боялся покинуть укрепленный замок, чтобы на городских улицах не подвергнуться оскорблениям возбужденной толпы, среди которой были и рыцари, тем более что феодалы отказывались их усмирять.
Может возникнуть ложное мнение, что католики были лучше, честнее, добрее, благороднее катаров (альбигойцев). Оно столь же неверно, как и обратное. Люди остаются самими собою, какие бы этнические доктрины им ни проповедовались. Да и почему концепция, что можно купить отпущение грехов за деньги, пожертвованные на крестовый поход, лучше, чем призыв борьбы с материальным миром?

Учение католиков было столь же логично, только с иной доминантой: католики утверждали, что мир должен быть сохранен и что жизнь как таковая не должна пресекаться. И во имя этого они очень много убивали. Казалось бы, парадокс? Нет, не парадокс. Для того чтобы жизнь поддерживалась, согласно диалектике природы, смерть также необходима, как и жизнь, потому что после смерти идет восстановление.
А альбигойцы, отрицая жизнь и стремясь к ее уничтожению, делали очень хитрую вещь. Они отказывались убивать все живые существа с теплой кровью (поэтому выяснить, кто альбигоец, а кто нет, было очень легко: велели человеку зарезать курицу, если он отказывался, то его и тащили на костер). Вы скажете, что альбигойцы лучше католиков. Они ведь такие гуманные, что даже курицу не убьют. Но ведь если бы кур не стали резать и кушать, то их бы не стали и разводить, и куры исчезли бы совсем как вид. Только благодаря смене жизни и смерти поддерживаются биосферные процессы; альбигойцы это понимали, они стремились к смерти полной, окончательной, без возрождения.
А представим себе, что все люди последовали бы учению альбигойцев: жизнь прекратилась бы в одном поколении! Вот потому-то там, где последователи антисистемы захватывали власть, они отказывались от антисистемных принципов. Не отвергая их официально, они превращали захваченную страну в заурядное государство.

ЗИНДИКИ (ИСМАИЛИТЫ)

Рассмотрим мусульманский суперэтнос. Грандиозные победы арабов на востоке и западе расширили границы халифата до Памира и Пиренеев. Множество племен и народов было включено в халифат и обращено в ислам. Негативная антисистема здесь имела оригинальные формы, но несла ту же самую губительную функцию. Арабы, завоевавшие Сирию и Иран, получили в качестве подданных маздакитов Азербайджана, огнепоклонников Хорасана, буддистов Средней Азии, манихеев Месопотамии и гностиков Сирии.
Все эти учения, весьма различные между собой, пылали одинаковой ненавистью к поработителям мусульманам и к вере ислама. Неоднократно вспыхивали восстания, беспощадно подавляемые халифами, до тех пор пока не сложилась новая консорция — религиозная организация, поставившая себе целью борьбу против религии. Она вобрала в себя множество древних традиций и создала новую, оригинальную и неистребимую, ибо она потрясла мусульманский мир.
Мусульманское право — шариат — позволяло христианам и евреям за дополнительный налог спокойно исповедовать свои религии. Идолопоклонники подлежали обращению в ислам, что тоже сносно. Но зиндикам (от персидского слова «зенд» — «смысл», что было эквивалентом греческого «гнозис» — «знание»), представителям нигилистических учений, грозила мучительная смерть. Следовательно, зиндики — это гностики, но в арабскую эпоху это название приобрело новый оттенок — «колдуны». Против них была учреждена целая инквизиция, глава которой носил титул «палач зиндиков». Естественно, что при таких условиях свободная мысль была погребена в подполье и вышла из него преображенной до неузнаваемости во второй половине IX в. И даже основатель новой концепции известен.

Звали его Абдулла ибн Маймун, родом — перс из Мидии, по профессии — глазной врач, умер в 874 г. Догматику и принципы нового учения можно лишь описать, но не сформулировать, так как основным его принципом была ложь. Сторонники новой доктрины называли даже себя в разных местах по-разному: наиболее известные названия в Персии — исмаилиты, в Аравии — карматы. Цель же их была одна — во что бы то ни стало разрушить ислам, как катары стремились разрушить христианство.
Видимая сторона учения была проста: безобразия этого мира исправит мадхи, т. е. спаситель человечества и восстановитель справедливости. Эта проповедь почти всегда находит отклик в массах народа, особенно в тяжелые времена. А IX в. был очень жестоким.
Мятежи и отпадения эмиров, восстания племен на окраинах и рабов-зинджей в сердце страны, бесчинства наемных войск и произвол администрации, поражения в войнах с Византией и растущий фанатизм мулл — все это ложилось на плечи крестьян и городской бедноты, в том числе и образованных, но нищих персов и сирийцев. Горючего скопилось много; надо было поднести факел.

Свободная пропаганда любых идей в халифате неосуществима. Поэтому эмиссары доктрины выдавали себя за мусульман. Они толковали тексты Корана, попутно вызывая в собеседниках сомнения и намекая, что им что-то известно, но вот-де истинный закон забыт, отчего все бедствия и проистекают, а вот если его восстановить, то… Но тут они, как бы спохватившись, замолкали, чем, конечно, разжигали любопытство. Собеседник, крайне заинтересованный, просит продолжать, но проповедник, опять-таки ссылаясь на Коран, берет с него клятву соблюдения молчания, а затем, как испытание доброй воли прозелита, сумму денег, сообразно средствам, на общее дело. Затем идет обучение новообращенного. Мир, в котором мы живем, плохой, потому что здесь всякие кадии, эмиры, муллы, халиф с войском угнетают и обижают бедных людей, у которых, однако, есть выход: если они достигнут совершенства через участие в их общине, то попадут в антимир, где все будет наоборот — там они сами будут обижать кадиев, эмиров и т.д. Такая незамысловатая, казалось бы, система нашла себе большое количество приверженцев. Так как здешний мир, в котором мы живем, очень многими считался плохим, то антимир, естественно, казался хорошим.
Карматы, или, как их называли на Востоке, исмаилиты, должны были лгать всем: с шиитом ты должен быть шиит, с суннитом — суннит, с евреем — еврей, с христианином — христианин, с язычником — язычник, но только должен был помнить, что тайно подчинен своему пиру — старцу. Все мусульмане — враги, против которых дозволены ложь, предательства, убийства, насилие. И вступившему на «путь», даже в первую степень, возврата нет, он заслуживает только смерти.

Община, исповедовавшая и проповедовавшая это страшное учение, бывшее бесспорно мистическим и вместе с тем антирелигиозным, очень быстро завоевала твердые позиции в самых разных областях халифата.
Никакого духовенства у них не было, но иерархия была очень строгая. Каждая община имела своих руководителей, которым подчинялась совершенно беспрекословно. На смерть они шли совершенно не дрогнув, потому что за мученическую смерть им гарантировалось место в антимире, где вечное блаженство.
А чтобы они верили, что антимир действительно существует, что это не обман, им давали покурить гашиша — самый обыкновенный наркотик, — и они его видели! Видения у них были такие красочные, что за них стоило погибнуть.
И как только на фоне меркнущего заката на небе появлялась голубая звезда Зухра (планете Венера), исмаилиты проникали всюду и убивали ради убийства, сами оставаясь невидимыми. Ночь, символ тайны, была их стихией. Они заключали тайные сделки, тайно дружили с тамплиерами, тайно вступали в свое братство и, погибая под пытками, хранили тайну мотивов своих деяний.

Наибольший успех имела карматская община Бахрейна, разорившая в 929 г. Мекку. Карматы перебили паломников и похитили черный камень Каабы, который вернули лишь в 951 г. Губительными набегами карматы обескровили Сирию и Ирак, им удалось овладеть даже Мультаном в Индии, где они варварски перебили население и разрушили дивное произведение искусства — храм Адитьи.
Не меньшее значение имело обращение в исмаилизм части берберов Атласа. Эти воинственные племена использовали проповедь псевдоислама для того, чтобы расправиться с завоевателями-рабами. Вождь восставших Убейдулла в 907 г. короновался халифом, основав династию Фатимидов, потомков дочери пророка и Али. Его потомкам удалось покорить Египет.

«СТАРЕЦ ГОРЫ»

41407-asabah2-817x1024.jpg

Исмаилиты пытались также утвердиться в Иране и Средней Азии, но натолкнулись на противодействие тюрков. Несмотря на понесенные поражения, исмаилиты в конце XII в. держались в Иране и Сирии. Честолюбивый Хасан Саббах, чиновник Мелик-шаха, выгнанный за интриги, стал исмаилитским имамом.
В 1090 г. ему удалось овладеть горной крепостью Аламут в Дейлеме, и он стал называться «старец горы».
Позже исмаилиты приобрели и десяток крепостей в горах Ливана и Антиливана.
Однако не крепости были главной опорой этих фанатиков. Большая часть подданных «старца горы» жила в городах и селах, выдавая себя за мусульман или христиан. Мусульмане не считали их за единоверцев.
Попытки уничтожить этот орден были всегда неудачны, ибо каждого визира или эмира, неудобного для исмаилитов, подстерегал неотразимый кинжал явного убийцы, жертвовавшего своей жизнью по велению своего старца.
Хасан Саббах не ощущал недостатка в искренних приверженцах. Так в Исфахане ложно-слепой нищий, прося проводить его до дому, заманивал мусульман в засаду, где доверчивого добряка убивали. Но это мелочи.

Хасан нашел способ сломать не социальную, а этническую систему. Он направил своих убийц на самых талантливых и энергичных эмиров, место которых, естественно, занимали менее способные, а то и вовсе бездарные тупицы и себялюбцы. А эти последние, занимая должности, способствовали действиям исмаилитов, ибо знали, что кинжал фидаина откроет им путь на вершину власти. Такой целенаправленный геноцид за 50 лет превратил Сельджукский султанат в бессистемное скопление небольших, но хищных княжеств, пожирающих друг друга, как пауки в банке.
Наличие мощной антисистемы исмаилитов превратило борьбу христианства с исламом в трехстороннюю войну. Исмаилиты были врагами всех, но, как и все, они нуждались в друзьях и искали их где могли, даже среди христиан. Православные византийцы для исмаилитов не подходили; так как греки обожглись на былом попустительстве павликианам. Зато крестоносцы за полвека растеряли первоначальный религиозный порыв и поддались обаянию роскоши и неги Востока.
Война из грандиозного столкновения «христианского» и «мусульманского» миров превратилась в серию феодальных стычек. Исмаилиты как наемные убийцы очень хорошо в них зарабатывали.

КРОМЕШНИКИ В РОССИИ

Обратимся к истории нашей страны и увидим, что влияние антисистемы не обошло и ее. Мироотрицающих ересей у нас было достаточно много. Одной из наиболее крупных была ересь Феодосия Косого в XVI в., неудачно названная ересью «жидовстующих», не имевшая никакого отношения к евреям.
Проповеди Феодосия Косого, а также его последователя Матвея Башкина нашли отклик только среди небольшой части населения, образовавшей еретические секты. Их проповеди стали частным выражением того негативного мироощущения, которое является следствием тесного контакта двух суперэтносов.
Негативное мироощущение, как и позитивное, сопряжено с созданием особых философских, религиозных или политических концепций, которые меньше всего предназначены для доказательства чьей-либо правоты или убеждения оппонентов. Ведь для выражения мироощущения логических доказательств не требуется.

Например, одни люди считают, что собак можно бить, а другие полагают, что бить беззащитных животных нельзя. Доказательств ни те, ни другие вам не приведут, каждому его правота очевидна.
Отношение к собаке кажется мелочью, но именно из таких поведенческих мелочей слагаются глобальные симпатии и антипатии этнического и суперэтнического значения. И потому невозможно логическими доводами примирить людей, взгляды которых на происхождение и сущность мира полярны, ибо они исходят из принципиально различных мироощущений. Одни ощущают материальный мир и его многообразие как благо. Другие — как безусловное зло. Именно последнее мироощущение, воплощавшееся в России то в движении новгородских стригольников, то в ереси «жидовстующих» в XVI в. получило наиболее яркое выражение в опричнине (1565–1572 гг.).

Опричнина была создана Иваном Грозным в припадке сумасшествия в 1565 г. и официально просуществовала 7 лет. Задачей опричников было «изводить государственную измену», причем определять «измену» должны были те же самые опричники. Таким образом, они могли убить любого человека, объявив его изменником. Одного обвинения было достаточно, чтобы привести в исполнение любой приговор, подвергнуть любому наказанию. Самыми мягкими из наказаний были обезглавливание и повешение, но, кроме того, опричники жгли на кострах, четвертовали, сдирали кожу, замораживали в снегу, травили псами, сажали на кол…
Особенно страшной расправе был подвергнут в 1570 г. Новгород, где было истреблено почти все население. Даже младенцев опричники бросали в ледяную воду Волхова. При этом и при других «мероприятиях» погибло множество бояр, но самое важное, что так же страдали и простые люди: приказные, посадские, крестьяне. Главным содержанием опричнины стали совершенно беспрецедентные и бессмысленные убийства ради убийств. Однако самая страшная и существенная этническая характеристика опричнины заключается в том, что и царь, и его опричники были абсолютно уверены в благости своих чудовищных злодеяний. Сначала Иван, убивая тело, стремился также «убить душу» — тела рассекали на мелкие части.

(В русском простонародном православии существовало и до сих пор существует предубеждение, что «без тела» покойник не может предстать на Страшном суде). Потом царь стал заносить имена своих жертв в синодик, служил по ним панихиды и искренне считал свое покаяние совершенно достаточным для образцового православного христианина. Более того, Иван Грозный создал совершенно особую концепцию царской власти. Он полагал царское величие равным Божьему и потому лишал подданных права как-либо обсуждать его поступки.
Таким образом, в опричнине мы в чистом виде сталкиваемся с тем, что характерно для антисистемы: добро и зло меняются местами. Антисистемный характер мироощущений опричников выразился не только в их поведении, но даже в названии. Старинное русское слово «опричь», т. е. кроме, дало современникам повод называть соратников Грозного кромешниками, а слово это имело вполне определенный натурфилософский смысл. И вот почему. В представлении христианина существует понятие ада — места мучений грешников. Ад — «тьма кромешная». Как мы бы сказали сегодня, это пустота, вакуум, в котором нет и не может быть ничего материального, «тварного». В те времена это называли «небытие», считая его самой сутью зла. Как видим, наши предки хорошо умели определять суть вещей.
Спас Россию от ужаса опричнины, как ни странно крымский хан. Нарушив договор, он напал на Москву, так что она вся сгорела. Нужно было отражать нападение и царь приказал собираться всем, кто мог носить оружие, в том числе и опричникам. И вот тут-то они и проявили себя. Они просто дезертировали. Убийцы беззащитных, они оказались не способны сражаться с сильным врагом. Поэтому головы вождей опричнины, испугавшихся татарских луков и сабель, слетели на плахах.
******************************************

А теперь остановим «караван» нашего внимания для того, чтобы поразмыслить над уже сделанными описаниями. Легко было заметить, что все большие суперэтнические системы сопровождались антисистемами, вернее, одной антисистемой, подобно тому, как тени разных людей различаются друг от друга не по внутреннему наполнению, которого у теней вообще нет, а лишь по контурам.
Провансальские катары, болгарские богомилы, малоазиатские павликиане, аравийские карматы, берберийские и иранские исмаилиты, манихеи, имея множество этнографических и догматических различий, обладали одной общей чертой — неприятием действительности, т. е. метафизическим нигилизмом. Все эти движения были отнюдь не классовыми, как предполагали многие исследователи. Все их мироощущение — это система негативной экологии. Не любя мир, манихеи не собирались его хранить, наоборот, они стремились к уничтожению всего живого, прекрасного. Вместо любовной привязанности к миру и к людям они культивировали отвращение и ненависть. Должна была стать уничтоженной вся жизнь и биосфера там, где возобладала эта система. Но, к счастью, у манихеев возможности ограничены: победить до конца, реализовать свою идею целиком они не могли принципиально. Став на позицию проклятия жизни и приняв за канон ненависть к миру, нельзя исключить из этого собственное тело. Поэтому манихеи первым делом уничтожали свои собственные тела и не оставляли потомства, так что этим все и кончалось. Полного уничтожения биосферы в тех местах, где манихеи побеждали, не происходило. И, тем не менее, это их отрицательное отношение ко всему живому явилось лозунгом для могучего еретического движения, которое охватило весь Балканский полуостров, большую часть Малой Азии, Северную Италию, Южную Францию и привело к неисчислимым жертвам.

К огромному сожалению, негативное воздействие антисистем повлияло даже на православное христианство. Так, например, очень грустно читать одну из проповедей такого известного деятеля христианства, как Иоанн Кронштадтский:
«Должно убить в себе земную любовь, любовь (страсть) к земной плотской красоте, к сластям, корысти, к плоти своей, к чести, и оживить любовь к небу — истинному отечеству, к душе — небесной гражданке, к добродетели, — возненавидеть все, что любит плоть, возлюбить все, что она презирает, чего она страшится…» (Дневник Отца Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», приложение к журналу «Русский Паломник», 1903).

Не правда ли, это очень похоже на манихейские высказывания? Подобные суждения об отрицании всего земного и стремление к небесному довольно часто можно встретить в христианстве. Зная о влиянии антисистем, можно отсеять манихейскую ересь, столь сильно вплетенную в христианство. Иоанн Кронштадский, безусловно, — великий человек, заслуженно причисленный к лику святых. Но, как видим, и в его высказывания проникли идеи антисистем, идеи отрицания мира, в котором мы живем.
При взаимодействии двух этносов с нормальным уровнем пассионарности часто суммарный поток пассионарности будет направлен от системы с более высоким уровнем к системе с более низким, и таким образом, общий уровень будет выравниваться. Этот энергетический перепад и создает ту форму энергии, которая питает возникающую тут антисистему.

От такого баланса страдают обе системы. Вандализм одинаково деформирует и тех, кого губят, и тех, кто губит, ибо губителям оказывается невозможно жить на развалинах и опустошенных землях. Антисистема подобна популяции бактерий или инфузорий в организме: распространяясь по внутренним органам человека, бациллы приводят его к смерти… и умирают в его остывающем теле. А ведь может показаться, что антисистема — закономерное явление природы.
Человек — не бацилла. Выбор характера деятельности лежит в «полосе свободы», где человек отвечает за свои поступки. Две взаимоисключающие линии поведения мы в просторечье называем добром и злом, причем никогда не путаем одно с другим. Потому что добро и зло — это не зеркальные отражения друг друга, а совершенно разные стихии. Как же различить добрых от злых? Ведь никто никогда не скажет о себе, что он служит мировому злу. Где объективный критерий той или иной оценки? Тупик!
Да, на персональном уровне различие невозможно, но ведь есть популяционный критерий — отношение к окружающей среде, т.е. к миру. Именно это является наиболее показательным параметром отличия одного от другого.
Благодаря гениальному обобщению Л.Н.Гумилева мы стали обладателями знания об антисистемах. А знающий человек становится более сильным и, что самое главное, — зрячим, а не слепцом. Тогда он уже может правильно воспользоваться предоставленной ему свободой выбора и сам стать лучше и окружающий мир сделать прекрасным; не допустить развития антисистем. Ради этого и была приведена эта подборка материала, завершим которую словами Л.Н.Гумилева: «Мы не одиноки в мире! Близкий Космос принимает участие в охране природы, а наше дело не портить ее. Она не только наш дом, она — мы сами».

Библиографический список

  1. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидроме
  2. теоиздат, 1990.
  3. Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. М., 2001.
  4. Гумилев Л. Н. От Руси до России. М., 2002.

Статью подготовил Константин Старостин,

Разделы
Комментарии через vkontakte

VK comments block