"Недалеко от Керманшаха, между Хамаданом и Холваном,
находится замок Ширин. Имя Ширин на персидском языке
означает "милая", и она была любимой рабыней царя Парвиза".
Якут, Majma al-Buldan, s.v. Kirmasin.
В день моего отъезда сквозь рассветный туман скалы горы Бехистун выглядели тёмными и мрачными. Впереди меня ждала дорога на Керманшах, в окрестностях которого стоит прекрасная вилла Так-е Бостан. Это место знаменито удивительным архитектурным садом, раскинувшим свои скульптурные древности для обозрения любым путешественником со времён империи Сасанидов на протяжении уже почти тринадцати веков. Я так много слышал об превосходных скульптурах, что решил в первую очередь посетить Так-е Бостан, а уже оттуда направиться в Керманшах.
Дорога пролегала через холмистую равнину, ограниченную с севера горным хребтом Кух Паро, который тянется от Бехистуна до Так-е Бостана, а на юге большой грядой, простирающейся от Керманшаха до Луристана. Этот тракт страны - один из богатейших пастбищных угодий Персии, которые на весь мир славятся прекрасными лошадьми. Дарий называет свою страну землёй «хороших лошадей» в своей надписи. Рядом с дорогой протекает река Гамасиаб, она струится вдоль Бехистун, впадает в реку Карасу недалеко от Керманшаха и теряется в череде широких и необъятных лугов. Кочевые племена Персии разбивают свои чёрные палатки на долгие стоянки, достигая этот плодородный край. Они пасут здесь свои отары, образуя из своих палаток целые деревни. Наш небольшой караван быстрым шагом ехал под палящими лучами весеннего солнца. Мы преодолели дорогу в двадцать миль довольно быстро и вскоре достигли Так-е Бостан, открыв для себя барельефы со сценами событий, прошедшие целые тысячелетия назад. Изваяния Дария и резьба парфянского Готарза уступили место барельефам сасанидских царей и ахеменидской клинописи, преобразованной в скорописные пехлевийские лигатуры среднеперсидского периода.
Так-е Бостан лежит примерно в четырёх милях к северо-востоку от Керманшаха и теперь входит в состав богатого Персидского государства. Здесь проживал Хаджи ага Хасан Вакил ад-Даула представитель государства Британии в Керманшахе. Люди, сегодня здесь живущие, уже забыли, что в древние времена эти земли выбрали для проживания сасанидские цари. Его положение, безусловно, восхитительно. Земли лежат у основания горного хребта, который тянется от самого Бехистуна, здесь протекает широкая река, обильно снабжающая водой в жаркое время года, помогая людям озеленять садами этот чудесный уголок. Богатые земли долины сопутствовали процветанию империи Сасанидов.
Сад сасанидских царей
Местные крестьяне произносят название как Так-е Бостон, так и Тагх-Бостон или Тавоустан, что означает «Арка сада». Это произошло благодаря арочным нишам, высеченным в скальном основании горы. Место часто называют Тахт-и Бостан – «Трон сада», возможно это название произошло от вида каменного уступа, вырезанного высоко в скале над арками и расположенного напротив отвесной скалы примерно в ста шагах. Арабский географ ибн Ростах (950 до н.э.) насчитал около 250 шагов и рассказал об этом в своей Kitab al-A'lak an-Nafisah (ed. De Goeje, Bibl. Geog. Arab. 7. 166).
В прежние времена это место иногда называли в народе Shabdiz, в честь статуи лошади Хосрова. Иногда всплывает другое название: Kasr-i Shirin – «Замок Ширин» по имени любимой Парвиза. Прежнее название мы знаем из источника тысячелетней давности от ибн Ростаха и Аль-Хамадхани (Ibn Rostah, ed. De Goeje, 7. 166, and Al-Hama-dhani, ed. De Goeje, 5. 214-215 (Shabdiz) and 5. 211 (Kasr-i Shirin)).
Якут говорит об этом месте как о «Замке Ширин» два века спустя. Он рассказывает об остатках множества портиков, прекрасных залов, павильонов, больших сводчатых арок, высоких террас, садов и парков, которые превосходили по великолепию даже красоту своего царского основателя (Yakut, p. 448; cf. also pp. 438). Название Kasr-I Shirin относится всё-таки к большой массе руин, расположенной примерно в восьмидесяти милях к западу от Керманшаха, недалеко от турецкой границы.
Парк Так-е Бостан окружает стена, и когда проходишь сквозь разрушенные врата, то оказываешься прямо на краю миниатюрного озера, диаметром около двадцати метров. Озеро питает водой небольшая речушка, протекающая сквозь массивную скалу. Из озера тянутся несколько каналов, по которым течёт вода, используемая для орошения окрестных земель. Вокруг озера раскинули свои ветви тенистые ивы, у кромки воды и вблизи каналов можно увидеть фрагменты колонн из белого мрамора и разрушенные скульптуры времён Сасанидов (прекрасные иллюстрации можно увидеть у Flandin and Coste, Voyage en Perse, Ancienne, 1. plates 1-14, 17, 172).
На краю водоёма, в точке, где воды расходятся по каналам, стоит довольно современное двухэтажное здание Вакил ад-Даул. Этого домика не видно на рисунках Керра Портера, которые он сделал почти столетие назад (Ker Porter, Travels, 2. 169, p. 61). И на его эскизах водохранилище не было полным (Voyage en Perse, Ancienne, 1. pi. 3).
Ранняя весна окрасила деревья в молодой зелёный цвет, на фоне чистого, ясного, голубого небосвода проступал контур скалистых утёсов. Этот живописный уголок напомнил мне чем-то солнечный уют небольшой итальянской виллы. Но настроение омрачалось при мысли о том, что вся эта красота была какая-то бесхозная, заброшенная, никто не поддерживал разрушающиеся от времени и непогоды исторические барельефы. Наверняка в засушливое лето вода в озере мельчает или пересыхает вовсе, трава вокруг желтеет, а палящие лучи безжалостного солнца опаляют нежную зелень ив. Для посетителей Так-е Бостана наиболее интересной особенностью является коллекция сасанидских барельефов - скульптурные композиции в двух больших гротах, высеченные на склоне скалы, на панели, расположенной в нижней части поверхности.
Эти скульптуры, возможно, лучшие, дошедшие до нас, образцы Сасанидского искусства, они отражают римское влияние византийского периода, с возможным следом греческого искусства благодаря завоеванию Александра Македонского (See Justi, Empire of the Persians, p. 258; de Morgan, Mission Scientifique, 4. 309, 333). Существует три отдельные группы барельефов, я буду описывать их в порядке расположения и вероятной временной последовательности. Начну с той композиции, что на панели у основания скалы, затем перейду к двум статуям в небольшом гроте, и заключу скульптурами в большой сводчатой нише.
Четыре фигуры барельефа
Первая группа барельефов, состоящая из четырёх фигур, предположительно самая старая, хотя в этом нет полной уверенности. Она представляет собой композицию, вырезанную на гладкой поверхности скалы рядом с виллой, и охватывает пространство около восемнадцати футов на десять. Особый интерес представляет группа людей, расположенная в крайнем левом углу, думаю одна из фигур – это пророк древней Персии Заратуштра (See my Zoroaster, pp. 288-294). По этой причине я посвятил большее внимание к нему по случаю моего визита в Так-е Бостан. Кратко опишу все фигуры данного барельефа.
Две фигуры справа представляют персонажей царских кровей, в центре сам царь в позе триумфального победителя, его левая рука спокойно лежит на рукоятке меча, правая - обхватывает корону, которую он получает от второго человека высокого роста. Последний стоит прямо перед царём, изящно положив левую руку на бедро, его голову украшает шлемовидная шапка, с шаровидным украшением. Такие луковичные головные уборы часто встречаются в скульптурах сасанидских царей. У царя ниспадают на плечи кучерявые волосы, покрытые вуалью, свисающей позади. Платья и украшения подтверждают период сасанидского правления.
Непосредственно за центральной фигурой стоит третья, отличающаяся от двух других тем, что его голова окружена ореолом лучей, а ноги покоятся на огромном подсолнухе. Он поднимает перед собой длинный рифленый посох, держа его в обеих руках. Это изображение индийского парса, впоследствии его заимствовали для изображения Зороастра и сделали основным образом пророка. Этот вопрос я долго обсуждал с зороастрийцами Персии в Йазде и парсами Индии в Бомбее. Расскажу об этом изображении более подробно, используя свои записи, которые сделал во время вышеупомянутых бесед, затем кратко коснусь вопроса об идентификации образа.
Очертания фигур прекрасны, позы величественны, туники подпоясаны поясами с пушистыми кисточками, горловина украшена богатой вышивкой. Тщательно выполненное ажурное плетение наводит на мысль о том, что на шее изображено драгоценное ожерелье. В тоже время это может быть частью декоративной окантовки одежды. Туника ниспадает воздушными складками, также эффектно сложились морщинки на сгибе локтя. Ореол на голове третьей фигуры оканчивается срезанными лучами, шапка покрывает пышные волосы, которые всё ещё можно увидеть, несмотря на повреждение статуи. На ушах, возможно, есть серёжки, которые, вероятно, в то время носили, но это видно не ясно, да и у других фигур нет подобного украшения. На лице маленькие короткие усики и курчавая борода.
Выражение лица трудно улавливаемо, потому что глаза, нос и лоб не сохранились. Может быть, разрушения были совершены во времена мусульманского завоевания, иконоборцами, строго следующими заповедям Корана, в котором существует запрет на изображения людей. В руке эта фигура держит посох, как и у других человеческих скульптур, на нём своеобразный головной убор и волнистый шарф, струящийся с плеч до линии талии. Трещина в скале разрубила изображение пополам, и в этой трещине укоренилось растение, но я выкопал его, чтобы оно не увеличивало раскол и не повреждало скульптуру больше, чем оно уже это сделало. Брюки отделаны бахромой, на обуви, возможно, видны шпоры. Подсолнечник, стоящий на стройном стебле, символизирует поклонение Солнцу. Размер всей статуи больше, чем у обычного человека. Высота изображения: 7 футов (213 см.); ширина в плечах: 2 фута (62 см.); высота головы, включая шапку: 1 фут (48 см.); длина от талии до макушки головы: 3 фута (93 см.); длина от талии до подошвы ног: 3 фута (120 см.); диаметр подсолнечника: 2 фута, длина посоха почти 4 фута (119 см).
Четвёртая фигура завершает барельефную композицию. Это поверженный воин, которого попирают ноги победителей. Голова павшего противника лежит безжизненно на левой руке. На его голове шлем явно не персидского происхождения, он украшен драгоценными камнями и принадлежит лицу, занимающему высокий пост. Исследование показывает, что это парфянская корона, инкрустированная жемчугом (see Justi, Grundr. iran. Philol. 2. 515-516). Лицо обрамлено бородой, хотя она не вьющаяся, но здесь тоже остались следы вандалов. Всё тело раздроблено до такой степени, что части фигуры совсем не видны, но остались следы меча. Можно проследить неглубокие борозды ножен для меча. Более того, складки мантии хорошо видны на руках, шее и плечах. На шее есть драгоценное ожерелье. Размер ног врага довольно большой, он соответствует его росту и составляет 7 футов 2,5 дюйма (220 см).
Вопрос о личности всех изображённых фигур барельефа уже поднимался мною в книге Zoroaster, pp. 289-293 и по-прежнему открыт для обсуждения.
В настоящее время распространено мнение, что фигура с нимбом не является изображением Заратуштры. Самое авторитетное суждение высказывает профессор Фердинанд Джусти из Марбурга. Он полагает, что спорная личность представляет собой солнечное Божество Митру, центральной фигурой является Ардашир I, и что справа изображен Ормазд, дарующий ему венец победы над парфянской династией в лице Артабана V, изображённого в виде поверженного врага (See Justi, Life and Legend of Zarathushtra in Avesta Studies, etc., in Honour of Peshotanji Sanjana, p. 157, Strassburg, 1904). Зороастрийцы из Йазда дали мне метафизическое объяснение скульптуры, интерпретируя лежащую фигуру как олицетворение злой природы, которая приходила и стучала под ногами. Они рассматривают фигуру с ореолом как Заратуштру и, похоже, каким-то образом связывают её со скульптурой в Балхе, но они не очень уверенны в правильности своего мнения по этому вопросу. Я должен сказать, что считаю фигуру с нимбом именно Заратуштрой. Лично для меня он представляет собой воплощение зороастрийской религии, авторитет церкви и древнего персидского государства тонко сплетённом в этом маге и священнике, который благословляет торжественное событие своим присутствием. В то же время другие фигуры, как мне кажется, представляют Ардашира и его сына Сапора (Шахпур), торжествующих над поверженной судьбой царя парфянской династии Артабана, распростёртого у их ног (See my Zoroaster, p. 291).
Скульптуры в малой арке
Вторая группа барельефов, вырезанная в малой сводчатой арке, расположилась в нескольких метрах от описанных скульптур. К счастью, спорить об изображённых личностях в данном случае, нет никакой надобности, так как каждый из персонажей сопровождён надписью с именем. Эти два изображения вырезаны в сводчатом углублении, сама арка размером в ширину почти двадцать футов, в высоту семнадцать и двенадцать в глубину. Скульптуры представляют двух царей, стоящих рядом друг с другом.
Малая арка
Каждый из монархов держится прямо, обхватив перед собой меч двумя руками. Верхняя часть меча упирается в землю. Стиль одежды, в том числе головной убор, венчающийся шаровидным украшением, относится к периоду правления Сасанидов. Надписи говорят нам, что одна из скульптур, стоящая справа принадлежит Шапуру II, сыну Хормизда, правившего страной семьдесят лет. Слева стоит сын Шапура II, Шапур III, который царствовал только в течение пяти лет и был убит при восстании солдат. После него на персидский престол взошёл Бахрейн IV, брат Шапура III, основатель Керманшаха (See Justi, Grundr. Iran. Philol 2. 525; Flandin, Voyage en Perse, Ancienne, 1. pi. 3, Ker Porter, Travels, 2. 188; Dieulafoy, L'Art Antique, 5. 115, 120, 122; Morgan, Mission Scientijique, 2. 104-105, pi. xxxi; 4. 310-318, pi. xxxvi, and fig. 185).
Большая арка непосредственно примыкает к меньшей и почти в два раза больше второй, её ширина двадцать четыре фута, двадцать два - глубина, и более тридцати - высота. Большой свод украшен несколькими рядами резьбы, внешний край напоминает сложную окантовку из бисера, декорированную изящными лотосами. Основание арки наклонилось немного набок и орнаментировано цветочными узорными гирляндами. Верхняя часть арки заканчивается миниатюрными зубцами, в центре которых расположился масонский символ – серповидный полумесяц. По обе стороны этой эмблемы парят, словно ангелы, две крылатые победы, выполненные в римском стиле. В украшениях отражается ещё влияние византийского искусства и, возможно, они выполнены греческими художниками из Константинополя. По утверждению Аль-Хамадхани скульптором был Фатус (или Катус) ибн Синиммар Руми (т.е. Рим, Византийская империя), архитектор Хварнака в Куфе (Al-Hamadhani, ed. De Goeje, Bibl. Geog. Arab. 5. 214; Ker Porter, Travels, 2. 169-195; Curzon, Persia, 1. 560-563; de Morgan, Mission Scientifique, 4. 304-335; Justi, Grundr. Iran. Philol. 2. 527).
На внешней стороне скалы, примыкающей к ступенькам справа, судя по работе на камне, недавно была вырезана панель, на которой изображено окно, а в нём церковь, под которой высечена надпись на современном фарси, посвященная визиту покойного шаха Наср ад-Дина. Однако этот барельеф не имеет ничего общего с гротом или скульптурами, которые датируют тринадцатым веком. Рисунки в арках исчисляются сасанидским периодом правления царя Хосрова Парвиза. С этим шахом мы уже знакомились в главе о Тахт-е Сулеймане, он царствовал на протяжении почти сорока лет (н. э. 590-628). Его правление славилось процветанием и расширением границ Персии, хотя его более поздние годы были омрачены мятежами и поражением. Настоящие скульптуры были сделаны, когда он был в зените своей славы, они изображают счастливые сцены его жизни. Когда входишь в грот, то справа открывается вид на сцены охоты, в которой царь гонится за оленями. Это любимое занятие всех царей Персии со времён Куруша Великого. С левой стороны можно увидеть панель, на которой показана травля на кабана Хосрова Парвиза.
Каждая из скульптурных охотничьих групп будоражит воображение, хотя исполнение далеко от совершенства, особенно слабо представлена перспектива охоты на кабана, возникает даже ощущение незаконченности произведения, например, фигуры не до конца отполированы. Тем не менее, оба барельефа представляют исторический интерес и археологическое значение. Ещё более важными являются два больших барельефа на внутренней стене, опишу их с некоторыми деталями.
Монумент Хосрова Парвиза на коне
Стена разделена небольшим высеченным уступом на две части, верхнюю и нижнюю. Нижняя часть посвящена огромной конной статуе Хосрова. Этот боевой конь представлен огромными размерами. Он был нежно любим царём Парвизом и воспет восточными поэтами. Звали коня Шабдиз, он был чернее ночи, и никто не мог угнаться за ним. На барельефе конь изображён в военной сбруе, в зубах у него удила, на круп наброшена металлическая попона, защищающая грудь лошади. Седло богато украшено пушистыми кисточками. К сожалению, изображение повреждено вандалами, которые изуродовали ноги и голову животного. Царский всадник сверхчеловеческих размеров одет в массивные доспехи. Его кольчуга покрывает всё тело, на голове шлем, украшенный тонкой цепью, в левой руке он держит круглый щит, прикрывая свою грудь от удара, в то время как правая рука вонзает огромное копьё в тело врага. Все детали царского снаряжения, включая колчан на боку, выполнены с большой заботой, бережной предупредительностью; эта экипировка будет очень интересна внимательному археологу.
В верхней части стены изображена группа людей, прямо над статуей коня. В середине стоит царь в полном парадном облачении, он держит перед собой меч, с остриём, покоящимся на земле. Правой рукой царь принимает венок, украшенный лентой, который вручает ему человек с курчавой бородой, одетый в длинную мантию с широким поясом на талии, на нём короткие брюки, не доходящие до щиколоток. Третья фигура, скромно стоящая справа от царя – женщина, которая надевает на шею правителя гирлянду победителя, держа в левой руке сосуд с освежающим напитком. Моя фотография подтверждает, что третья фигура – это женщина, не оставляя никаких сомнений в этом, так же утверждали и восточные писатели тысячу лет назад, хотя некоторые более поздние исследователи сомневались в этом вопросе.
Без колебаний можно сказать, что царственная фигура представляет собой Хосрова Парвиза, но, прежде чем приступить к обсуждению изображённой сцены, процитирую некоторых из восточных писателей, которые описали этот барельеф и конную статую тысячу лет назад. Самое раннее упоминание об этом барельефе, которое я смог найти – это Аль-Хамадхани (903 г.н.э.) и его географический рассказ «Шабдиз и его чудеса», написанный почти три столетия спустя после правления Хосрова:
«Это одно из чудес света, и его скульптором был Фатус (или Катус) ибн Синиммар Руми, который спроектировал Хварнак в Куфе. Он посвящает свои строки восхвалению лошади Хосрова – Шабдизу, в которых говорит, что если два человека пришли из дальних краёв: Ирана, Ферганы и Суз, чтобы увидеть скульптуру, у них не было никакого повода сожалеть о проделанном путешествии» (Al-Hamadhani, ed. De Goeje, Bibl. Geog. Arab. 6. 214-215).
К тому же периоду относится более подробное описание Абу Дулаф Мисара (940 г.н.э.), которое цитирует Якут: «Памятник Шабдизу находится на расстоянии одного фарсаха от Керманшаха. На скале высечена фигура воина, голова которого увенчана шлемом, а тело защищено кольчугой. Мастерство изготовления доспехов настолько прекрасно, что вы бы заявили, что чешуйки кольчуги кажутся подвижными и скрученными, когда вы их рассматриваете. Статуя – это фигура Хосрова Парвиза, сидящая на своём коне Шабдизе. Подобной скульптуры нет ни в одном уголке мира. В той же арке есть также несколько резных фигур мужчин, женщин, воинов и всадников. Пред царём стоит человек, который выглядит как мастеровой. На голове у него круглая шапочка, туника подпоясана широким поясом. В руке он держит чашу, из которой на землю льётся вода, кажется, что она бежит под его ногами (это описание трёх людей над фигурой коня).
Третий рисунок – это изображение Ширин, «любимой рабыни Парвиза» (сосуд с водой, по-видимому, относится к фигуре справа от короля, а не к фигуре слева от него, как видно на фотографии скульптуры и в опубликованных рисунках барельефа, Abu Dulaf Misar, cited by Yakut, pp. 345-347).
Ибн Ростан (900-950 г.н.э.) даёт аналогичные описания. То же расстояние от Керманшаха. Упоминание арочного углубления, высеченного в горе, и изображения различных птиц и других образов. В центре – скульптура человека, одетого в кольчугу, и перед ним женщина, имя которой, говорят, Ширин. Сбоку от арки находится фигура, под ногами которого течёт поток воды, достаточно большой, чтобы повернуть два камня мельницы. С другой стороны около двухсот пятидесяти ступеней, которые высечены в скале сверху над аркой (Ibn Rostah, ed. De Goeje, Bibl. Geog. Arab. 7. 166).
Масуди (944 г.н.э.), рассказывает о скульптуре Хосрова и Шабдиза: «Барельеф вырезан в горе в районе Керманшаха. Наскальные картины в этом архитектурном саду прекрасны. Это место одно из диковинных чудес света». (Masudi, Les Prairies de Or, ch. 24, ed. Barbier de Meynard, 2. 215).
Научное мнение единодушно согласилось с тем, что на барельефе представлена личность Хосрова, хотя относительно других людей толкования расходятся. Некоторые утверждают, что женская фигура справа от царя – это Анахита, богиня ручьёв, природы и красоты, а человек слева – Бог Хормазд (Justi, Empire of the Persians, p. 275, Grundr. iran. Philol 2. 540, Rawlinson, Seventh Oriental Monarchy, p. 613).
Наиболее вероятная версия, по крайней мере, частично, была дана более тысячи лет назад неизвестным поэтом, которого цитирует Якут, он называет имена Хосрова, Ширин и верховного зороастрийского мобеда. Местные жители почитают женскую фигуру, как Ширин. По некоторым сведениям, она была дочерью византийского императора Маврикия, христианина. Хосров влюбился в неё в то время, когда был изгнан из Персии и жил при дворе её отца (see Rawlinson, Seventh Oriental Monarchy, p. 497; Justi, Iranisches Namenbuch, p. 302).
Сцена на барельефе изображает возвращение короны Хосрову из рук Мауриция, который во всём поддерживал Парвиза. В тоже время, беря в жёны принцессу Ширин, Хосров становится царём Хузистана (Ker Porter, Travels, 2. 186; Curzon, Persia, 1. 561-562; Kiash, Ancient Persian Inscriptions, p. 198, Bombay, 1889).
Народная традиция рассказывает много легенд о Хосрове, Ширин и её поклоннике Фархаде, царском скульпторе, который был привлечён красотой девушки и сделал барельеф по приказу царя. Возможно, что за именем Фархад скрывается имя Фатус или Катус, как предполагает Аль-Хамадхани. История страсти влюблённого скульптора была любимой темой у древних персидских поэтов, но пальма первенства досталась Низами, который необычайно нежно и захватывающе передал романтическую легенду.
Согласно версии Низами, Хосров заметил нежное отношение Фархада к Ширин и воспользовался этим, чтобы отразить новые чудеса вдохновенного скульптора в мраморе. Хосров даже пообещал, что Фархад получит в награду благосклонность Ширин. Влюблённый художник выполнил сложнейшую задачу, прорубив через Бехистун канал для воды, которая смогла бы питать влагой долину, раскинувшуюся у подножия скалы. Поэзия Низами увековечила историю романтической любви и её роковые последствия (Quoted by Costello, Rose Garden of Persia, pp. 84-92, London, 1845, 1887; new ed., pp. 91-97, London, 1899).
И рассекать скалу с утра до тёмной ночи
Он начал. Сладостной пред ним сияли очи.
Чтоб гору побороть, свою он поднял длань.
За гранью грозная откалывалась грань.
Ударит он киркой в расщелину гранита —
И башня тяжкая от стен его отбита.
Ударит — гору, с гор руки низвергнет взмах,
Свержением громад людей, ввергая в страх.
……………………………………………………….
Фархад увидел рай в её прекрасном лике,
И сила дивная в Фархаде возросла:
Силач взмахнёт киркой — и валится скала.
Восторгом блещет он, в его душе разлитым.
Он, меж гранитных глыб, сам сделался гранитом.
Железом, что дробит угрюмых скал табун,
Сутулой сделает он гору Бисутун.
………………………………………………………….
Не спал он, хоть и вся спала вокруг природа.
Ведь если друга ждут, не преграждают входа.
Душа отвергла кладь, что называлась «я».
Он жил, чужую кладь в дому своём тая.
Он сбросить навсегда своё хотел бы тело,
И в теле друга быть — душа его хотела.
Но в клетке сломанной, уж места птице нет.
Царь вышел воевать, огней в столице нет.
Так волю с волею иной связал он туго,
Что отличить не мог двух слитых друг от друга.
Он, встретив пламень злой иль благодатный свет,
Лишь видел череду благих иль злых примет.
Все образы вокруг он видел, как задачу,
И в них искал примет, вещающих удачу.
Но каждый любящий отвергнет знак дурной
Иль предназначит зло он для души иной.
И образ, будь он плох иль будь он сладок небу,
Пригодным сделает себе он на потребу.
Он к замку подходил в неделю только раз,
От замка Сладостной не отрывая глаз.
И вновь стремился он в спасительные степи,
Вновь славя давшую мучительные цепи.
И к млечному пруду в ночах, издалека
Он брёл, что лань, и пил немного молока.
И нету для него иных желаний в мире…
Лишь этот водоём пред ним в подлунной шири.
И, не смыкая глаз, во тьме бродил он тут,
Где расположен был им выложенный пруд.
Стал сопричастен мир его любовным ранам:
Об одержимом весть раскинулась по странам.
Хосров пожелал освободить себя от выполнения обещания, данному скульптору. Он решил воспользоваться советом старейшин, которым за это посулил богатое вознаграждение.
И старцев он спросил, гоня кичливость прочь:
«Какими мерами могли бы вы помочь?»
И старцы молвили, немедля ни минуты:
«Коль хочешь, шахиншах, распутать эти путы,
Ты дай Фархаду знать среди его вершин,
Что смерть внезапная похитила Ширин.
Немного, может быть, его ослабнут руки, —
И он прервет свой труд от этих слов разлуки».
И принялись искать глашатая беды,
Чей хмурый лоб хранит злосчастия следы,
Того, кто как мясник в крови вседневной сечи,
Того, кто из усов огонь смертельный мечет.
И вот научен он дурным словам; сулят
Иль золото ему, иль гибельный булат.
………………………………………………………..
Фархаду вымолвил нежданного глашатай,
Как будто горестью неложною объяты»:
«Беспечный человек! Вокруг себя взгляни.
Зачем в неведенье свои проводишь дни?»
Фархад: «Я друга чту, и для него с охотой
Я время провожу, как видишь, за работой.
Того я друга чту, чьи сладостны слова
И кем на жизнь мою получены права».
И вот когда узнал горькоречивый вестник:
Тут ворожит Ширин — пленительный кудесник,
Он, тягостно вздохнув, сказал, потупя взгляд:
«О смерти Сладостной не извещён Фархад!
О, горе нам! Когда сей кипарис весёлый
Был сломлен бурею, подувшей в наши долы,
Мы амброю земли осыпали Луну,
Снесли дорогой слёз на кладбище Весну.
И, прах, похоронив прекрасной черноокой,
Направились домой мы в горести глубокой».
В Фархада за клинком он направлял клинок,
Вздымал за стоном стон, чтоб сильный изнемог.
Когда «О Сладкая! — сказать посмел. — О горе!» —
О, как такой вещун не онемел, о, горе!
Чьё сердце этих тайн хотело б не хранить?
Внимал им или нет — не смеешь говорить!
Когда в Фархадов слух метнули вестью злою, —
С вершины пал Фархад тяжелою скалою.
Вздохнул Фархад, и вздох был холоден: копьё
Казалось, в грудь его вонзило остриё.
Даже когда история любви Хосрова и Ширин лишена поэтического одеяния в основе остаётся романтическая истинность её происхождения. Произведение Низами вызывает интерес путешественников к скульптурам Керманшаха, к одному из памятников Хосрова. По словам Якута аль Хамави недалеко от Так-е Бостана есть знаменитая площадка, но лучше рассказать об этом словами самого автора:
«Возле Керманшах находится легендарная площадка, где перед Хосровом Парвизом преклонялись на царской ассамблее правители Китая, Турана, Индии и Византии. Это четырехугольник, сто локтей длины и сто локтей ширины, сложенный из украшенных каменных блоков, умело подобранных и соединённых железными скобами так тесно, что они выглядят как единое целое» (Yakut, p. 438).
Этого описания должно быть достаточно для идентификации расположения платформы, так как от неё остались только руины. Я не могу дать какой-либо точной информации на эту тему, но рядом есть развалины (Flandin and Coste, Voyage en Perse, Ancienne, 1. pi. 1). Местные жители называют эти остатки каменных глыб местом дворца Хосрова. Я также видел разрушенные мраморные стены и колонны по дороге между Керманшахом и Бехистуном (See Wilson, Handbook of Asia Minor, p. 327; de Morgan, Mission Scientifique, 4. 335-357).
Описание Так-е Бостана получилось несколько подробнее, чем можно было ожидать, хотелось рассказать обо всём историческом материале, который связан с этим знаменитым местом. Теперь можем возобновить путешествие в Керманшах, лежащий около четырёх миль к юго-западу от возвышенности, с которой открывается прекрасный вид на равнину.
Дорога на Керманшах
Чтобы добраться до города, нужно было выбрать маршрут в обход реки Карасу, широко разливающейся в начале весны, но в любое другое время года она довольно узкая. В настоящее время перейти Карасу может было только в определенной точке. Оставив миниатюрное озеро и его романтические ассоциации с именем Ширин, наша кавалькада продолжила свой путь, и вскоре мы приблизились к современному трёхэтажному зданию. Оно выглядело издали как европейский многоквартирный дом, который неожиданно перевезли в Персию, где трёхэтажные дома большая редкость. Я выяснил, что это герцогский дворец и принадлежит он семье одного из бывших правителей Керманшаха, Имам Гули Мирзе, известного как Имам ад-Даула, и, следовательно, здание назвали Имадиах.
Сегодня здание стоит разрушенное и разорённое, потому что наследники имама не смогли сохранить виллу и окружающую территорию в её первоначальном виде. Принятие гостей с радушием и хлебосольством требует больших расходов. Каждый новый правитель Керманшаха не смог справится с такой задачей, поэтому здание постепенно приобрело заброшенный вид.
Керманшах
Едва мы пересекли Карасу и проехали не больше мили, как буквально утонули в густом снегопаде, который оказался настолько суровым, что буквально через мгновение мы забыли о том, что ещё совсем немного времени назад были в таком прекрасном саду. Казалось, что время остановилось, вокруг кружила метель, рождённая горными порывами ветра, которая крепко держала нас в своих снежно-колючих лапах, заметая дорогу позади и впереди, оживляя суровые страницы Шахнаме. Но также внезапно, как и появилась, метель пропала, оставив после себя густой снежный след, и ещё через полчаса на горизонте показались стройные башни минаретов мечетей Керманшаха и высокие башни губернаторского дворца, сиявшие под лучами яркого солнца. Керманшах, или Керманшахан, как его ещё называли в прежние времена, родился в значительной древности.
Арабское произношение города варьируется между Кармансин и Кирмисин. Многовековые традиции приписывают основание или восстановление города сасанидскому царю Бахраму IV (388-399 г.н.э.), который был правителем Кермана (Karman-shah) прежде, чем занял трон страны. Это было причиной название города. Хотя Якут аль Хамави даёт дату основания города столетие спустя, приписывая его Кобаду I сыну Пируза (488-531 г.н.э.) (Yakut, p. 438, Justi, Grandr. iran. Philol. 2. 626-526, 2. 531). Вероятно, что город намного старше любой из этих дат. Он может занять место древнего Камбадена, который упоминается в парфянских стоянках Исидора Харакского (see Isidorus Characenus, Mansiones Parthicae, 6, ed. Miiller, Paris, 1855, 1882; and cf. de a Morgan, Mission Scientifique, 2. 100). Об истории города мало что известно, особенно после времени правления Сасанидов. Хотя о нём упоминают арабские географы Аль-Хамадхани, Ибн Ростан и Якут аль Хамави. Однако ни слова не говорит о Керманшахе итальянский путешественник Пьетро делла Валле, который, проходил рядом по этой равнине в своём путешествии трехсотлетней давности (1617г.). О маршруте Пьетро делла Валле можно прочитать у Pinkerton, 9. 16 seq.
Есть местные поэтические страницы на курдском языке, которые описывают историю некоторых войн в восемнадцатом веке, но в них нет упоминания Керманшаха. Только с девятнадцатого века город стал более известен на Западе благодаря торговле и путешествиям, хотя по популярности его название не может сравниться с Тегераном или Исфаханом.
Многие люди, на самом деле, знают о Керманшахе только как о городе, в котором производятся прекрасные персидские ковры. Только единицы слышали о древнем поселении, несмотря на ковры, изготовление которых, кстати, в этом городе стало сходить на «нет», сегодня они поступают в основном из других частей Персии и просто перевозятся через распределяющий центр Керманшаха. Так же, как "Гамбургский" виноград и "Астраханский" мех называются по месту продажи, но вовсе не по городу, производящему данный товар.
Город Керманшах выгодно расположен с коммерческой точки зрения, так как он находится на главном караванном пути между Персией и Месопотамией, будучи равноудаленным от Тегерана и Багдада, в двухсот двадцати милях от последнего и в двухсот пятидесяти милях от первого. Город пользуется преимуществами оживлённой торговли. Население Керманшаха составляет шестьдесят тысяч человек, здесь проживают в основном курды, есть персы, турки, немного евреев и христиан. Муниципальное управление находится в руках трёх чиновников, каждый из которых председательствует в одном из трёх районов, на которые разделён город. Эти руководители Керманшаха подотчётны несколько более высокому начальству, а именно губернатору, назначаемому Шахом.
Город довольно большой, около четырёх миль в окружности, и раньше его окружали высокие стены. Теперь они исчезли, за исключением одной или двух башен, в древние стены встроены новые жилища. Следы рва видны там, где его ещё полностью не заполнили водой или землёй. Сохранились пять городских ворот, их названия по-прежнему используются для обозначения нескольких кварталов, по которым основные дороги входят в город. Архитектура города довольно невзрачна и мало интереса для путешественника. Большая часть зданий построена сравнительно недавно. В городе есть несколько площадей и муниципальных зданий, которые имеют второстепенное значение. Среди них можно отметить губернаторский дворец, высокие башни которого видны из любой точки Керманшаха, к нему примыкает артиллерийская площадь. Посреди этой площади расположился небольшой пруд, вокруг которого стоят магазины, череда которых ведёт к восточному базару.
Сам Арсенал находится за дворцом, к югу есть ещё одна площадь, называемая «Площадью бараков», или Казарменная, потому что вокруг неё выстроено солдатское жильё, а сама она служит прекрасным плацдармом. В разных частях города стоят несколько мечетей, но, ни одна из них не является древней или особенно известной. Банк, таможня, почта, телеграф и около тридцати бань составляют остальную долю общественных зданий. Есть несколько изящных частных домов, окружённые красивыми садами. Богатые владельцы в окрестностях городах могут приобрести в собственность уютные виллы. Через Керманшах проходят множество караванов, поэтому на каждой улице есть небольшие чистые караван-сараи, они обычно переполнены купцами или паломниками, следующими в Кербела. В главном отеле города в день моего приезда не было свободных номеров, поэтому пришлось жильё искать в другом месте.
Но, увы, в следующем, и за следующим отелях мест тоже не оказалось. Пришлось ехать больше часа по разным многолюдным улицам мимо базаров, толкаясь среди верблюдов и мулов, чей груз порвал мои леггинсы для верховой езды. Мы решили остановиться, для того чтобы отремонтировать повреждения и запастись хлебом, булочками, сахарными пирожными, которые были действительно вкусными, затем снова пойти на поиски. Наконец я нашёл комнату в простеньком манзиле, владельцем которого был приятный человек, он сумел создать комфорт и уют буквально в нескольких метрах. Мой хозяин оказался знатоком процветающей торговли зерном, пшеницей, ячменём, фруктами, смолой, а также опиумом. Кроме того, он получал хорошую прибыль от продажи импортного товара, который перевозят через город. У него я смог запастись некоторой мелкой утварью, которая понадобится для дальнейшего путешествия.
Я планировал задержаться в Керманшахе на несколько дней, но изменил свои планы в связи с тем, что ожидаемая встреча с двумя учёными, которые хотели присоединиться к моей работе над материалами Бехистунской надписи приехать не смогли. Мне захотелось немедленно вернуться на скалу и сделать как можно больше фотографий за ограниченное время, имеющееся в моем распоряжении, прежде чем отправиться на юг Персии. Поэтому на следующее утро вскоре после восхода солнца я сел на своего любимого коня Рахша и снова отправился в неблизкую дорогу на Бехистун. После небольшого перекуса я сразу приступил к покорению сложного скального выступа и продолжил свою интереснейшую работу. Два дня интенсивного труда дали прекрасные результаты.